Я вертикально двигаю головой – дескать, в порядке, хотя кошка продолжает раскорякой торчать у меня в груди, прямо в моём «солнышке». Руки наши уже разъединились, но кошка – торчит! Дышать я с ней дышу, но боль – не отпускает. Хотя она теперь не так сильна, как поначалу. Как бы – распределилась, освоив смежное с точкой за(Ц!)епа пространство.

– В порядке, – надо же, я даже говорить могу. Осторожно только. – А ты как?

– Да уже лучше. А позавчера думал, что всё. Отбегался.

И он принялся рассказывать всё тем же слабым голосом, как его скрутило, как в больницу везли, как он провалился куда-то, а потом уж в больнице очнулся. Как отдельную VIP-палату затребовал – да что затребовал, сейчас если бабки есть – то хоть десять VIP-палат на одного предоставят, плати только.

Я сидел, кивал. Избегая смотреть на него, поворачивал (осторо-о-жненько!) головой туда-а, потом сюд-а-а, будто дивясь комфорту и отдельности его замечательной палаты. А сам – пытался понять, идентифицировать ТО, ЧТО торчало у меня в моём «солнышке». Теперь оно торчало хоть и больно, однако терпимо – я и терпел. Вдо-о-х – вы-ы-дох. Вдо-о-х – вы-ы-дох. Дышал и думал: скорей бы уж отсюда выйти. Почему нужно обязательно выйти – я не догадывался. Я это знал. Знал наверняка. Нужно выбираться, как выбираются из ловушки. Из капкана. И откуда-то знал ещё одно: как только я закрою дверь палаты – с той стороны – боль оставит меня.

… Я вышел из палаты в коридор. Инев даже встал, чтобы проводить. Мы стояли друг против друга в коридоре, спасибо, что навестил, не за что, может, что надо, да нет, спасибо, теперь всё есть, ну выздоравливай, ага, куда я денусь, привет семье, и твоей привет. Он подаёт мне на прощанье руку, я подаю свою, кисти наши смыкаются – и… размыкаются. Всё. Конец связи. Боли нет.Будто и вовсе не было. Даже ноющего следа не осталось. Только – память. О том, что случившееся – не сон. Что это – реал. Да такой реал, что реальнее – некуда. И пусть мне кто-нибудь – хоть сам, не знаю Кто! – скажет, вот пусть только попробует кто вякнуть, что мне всё привиделось. Примстилось. Придумалось. Причудилось. Прифантазировалось. Убью, гада!

На обратном пути я ни разу не заблудился. Больничный лабиринт прошёл, не поняв как. Очухался уже на улице, у своей машины. Точнее – опамятовался, ибо не сказать, что очухался… Сил не присутствовало никаких. Ну, разве что на дыхание. Я и дышал. С превеликим удовольствием, ибо в груди всё работало штатно. Никаких посторонних предметов. Ни колющих, ни режущих. Я сделал контрольный глубокий вдох – и выдохнул уже вместе со знаменитым гайдаевским: «Это я удачно зашёл!»*