После вечерней службы отец Прохор сидел на паперти, играл на гармошке, пел тропари и ждал, когда попадья со старушками потушит свечи и вымоет пол, чтобы запереть храм. Борода его часто попадала в мех, что мешало вдохновенно вскидывать голову. Над головой низко летали ласточки, и все было замечательно. Подходить к нему с разговором в таком состоянии не имело смысла, все равно бы ничего не услышал, как глухарь на току. Поэтому Бурцев тихо пробрался в поповский дом и поднялся на свой чердак.

Когда в церкви сделали уборку и женщины разошлись по домам, отец Прохор отставил гармонь и вытащил на паперть две коробки – одна с богослужебной утварью и книгами, другая с облачением, – запер двери, после чего снова сел, свесил ноги и заиграл. Тут к воротам храма подкатил джип с затемненными стеклами, откуда выскочили два бравых стриженых молодца, и батюшка встрепенулся, взял гармошку под мышку и, как барин, уселся на переднее сиденье. Приехавшие загрузили коробки, и машина тут же унеслась в сторону моста через Маегу.

Спросить, куда это поехал отец Прохор на ночь глядя, было не у кого, глухонемая попадья лишь улыбалась и показывала на стол – дескать, пора ужинать.

После ужина Бурцев прождал своего квартирного хозяина часа четыре и, разочарованный, уснул, поскольку после бурного дня валился с ног. Он рассчитывал завтра на утреннем автобусе уехать в областной центр, чтобы объявиться в прокуратуре и тогда уже возвращаться сюда как официальное лицо. Потеряв незадачливых оперов-помощников, другого пути не оставалось: если эти амазонки действительно были причастны к анонимному письму и намеревались завязать какие-то отношения с Генпрокуратурой, следовало предоставить им такую возможность… Первый автобус он проспал – не сработал будильник ручных часов. Пришлось спуститься вниз к завтраку. Попадья опять улыбалась и перед тем, как сесть за стол, постояла перед иконами, мысленно прочитала молитвы, ибо отца Прохора не оказалось.

Он вернулся лишь к одиннадцати часам на том же джипе, только уже не с двумя, а тремя коробками и хорошо выпивший: будучи «под градусом», батюшка непременно заводил «Подмосковные вечера» во всю свою мощную глотку. Утром Бурцев подумал, что отец Прохор мог поехать куда-то по вызову – крестить, венчать, отпевать, а судя по дорогому джипу, возили его в Дворянское Гнездо.

– Матушка! А я сегодня загулял! – сказал Прохор жене, после того как исполнил коронную песню. – Больно уж хорошо было, матушка!

Они великолепно понимали друг друга. Попадья сделала какие-то знаки, отец Прохор замкнул ремешками меха и наконец-то вошел в дом. Жена внесла за ним одну коробку, видимо с подарками, оттуда торчали горлышки бутылок.