Далекие шаги стихли. Видимо, падение Зернова, стук кирпича были слишком слышны.

Зернов сдвинуться с места не отважился. Он ждал на середине улицы — что будет.

Опять зазвучали шаги. Но вкрадчивей, осторожней, недоверчивей.

Простуженно и глухо залаяла собака и вдруг заскулила.

Возник и растаял гудок паровоза.

И шаги вдруг раздались совсем близко. Можно было угадать, что идущий — как раз около забора, у столба, рядом.

И тут какой-то удар. И звук падающего тела. И скрип стекла. И еще удар. И стон. И тяжелый бег.

Выскочил Бусыло.

Поднялся с мостовой Зернов.

Оба они побежали вслед за Лукой Беловым. Им почудилось, что за ними бегут. И они втроем, не сговариваясь, свернули в ворота, указанные им заранее Сморчковым.

— Ну, пронесло!

— Молодец, Лука!

— Я вроде задремывать стал, слышу, брякнуло. Очнулся, пригляделся. Ух ты — Мишка идет! Ближе… ближе… Шаги слышнее… Вот он и рядом… Ну, я и не будь дурак!

Они, еще разгоряченные, вышли на улицу. Не сговариваясь, повернули к дому Сморчкова.

В окне мягко и уютно зеленел свет настольной лампы. С улицы было видно внимательное лицо Сморчкова. Вот он снял очки, протер их, отложил, без очков наклонился к раскрытой книге, губы его зашевелились. Видно, он что-то учил наизусть. Лицо приняло незнакомое всем троим выражение, возвышенное и отрешенное. Может быть, он что-то репетировал, играл. Игра была для него жизнью, а жизнь свою будничную он превратил в игру. И проигрывал с каждым днем молодость, силы и надежды.

В это ночное бдение над книгой в нем жил третий человек, в нем пребывал Богодухов — мастер художественного слова. Он выдвинул ящик письменного стола, посмотрел на фотографию Владимира Яхонтова, вдохновился этим взглядом и снова углубился в образ.

Бусыло и Зернов стояли оторопелые. Им как-то но верилось, что вот этот человек за окном при свете зеленой лампы — тот самый, кто надоумил и спровадил их на убийство.

Белов был поражен этим видом, «научным», как он выразился про себя. Подумал, что не зря ревнует Липу к Сморчкову. Но стоять так под окном ночью троим, да еще после такого дела, было глупо и неосторожно.

— Может, не будем заходить?

— Нет, Бронислав, надо зайти, — не согласился с ним Лев Зернов.