В другой раз Чижову пришлось, пройдя за «подопечным» до общежития, затем шагать на улицу Ленскую. Здесь Байда, воровато оглянувшись, зашел в маленький, неприметный домик, где и оставался до утра.

Узнать, кто живет в домике, не составляло труда. Сложнее было объяснить интерес Байды к воинскому эшелону. И с какой стороны ни подступался Геннадий, объяснение напрашивалось одно: сбор данных о направляющихся на передовую подразделениях и боевой технике…

Выслушав очередной доклад Геннадия, начальник отделения велел показать собранные материалы заместителю начальника следственного отдела Тимофею Ивановичу Жеромскому, который за небольшой срок пребывания в управлении распутал несколько сложных уголовных дел и с мнением которого считались не только оперативные работники, но и начальники подразделений более высокого звания, чем он.

— Любопытная штука, — сказал Тимофей Иванович, внимательно прочитав документы, — Байда, человек по натуре необщительный, угощает своих… скажем, товарищей пивом, заводит беседы… Обратите внимание, Геннадий, беседует только с теми, кто чем-то недоволен. Он разделяет их недовольство нашими порядками, хвалит наших врагов… Агитация? Возможно, хотя… несколько странная. Тут есть еще закавыка… Заметили? Все его собеседники работают в самых важных закрытых цехах, куда сам Байда не имеет доступа. Случайное совпадение? Не похоже…

Тимофей Иванович помолчал, затем, закрывая папку с материалами, сказал:

— Вы представили материалы для привлечения Байды к ответственности за пораженческую агитацию… Рановато. Похоже, это не только агитация, даже не столько агитация… Скорее, попытка обработать людей с весьма определенными целями. Выяснить, каковы эти цели, — наша задача.

Жеромский снова умолк и закончил, неожиданно перейдя на «ты».

— Учти, Гена, Байда жил в панской Польше и мог попасть под влияние тамошних националистов, а они злейшие наши враги. Советская власть ему в новинку, он, поди, и разобраться в ней не успел, как пришли фашисты. Долго ли им завербовать такого? А тут и случай подходящий представился. Вспомни-ка! — Он слегка прихлопнул папку ладонью. — Из части сообщают, что Байда пропал без вести десятого июля, а в госпитале он появился двадцать пятого. Где был пятнадцать дней? Нет, тут надо еще поработать…

И снова потянулись дни наблюдений. Они были какими-то бесконечно длинными и однообразными и приносили так мало нового, что Геннадий подчас, с пристрастием проверяя каждый свой шаг, спрашивал себя: да полно, так ли уж серьезно дело этого Байды? Вот уже почти два месяца — и вроде бы ни на шаг не продвинулись.