— Нет, почему же, — смущенно ответил Берг. — Если ты хорошо представляешь себе тропу, по которой придется идти, и видишь ясно препятствия, которые необходимо преодолеть и у тебя после этого могут остаться силы…
— Я слаб… — понял Саид.
— Нет, нет… я не то хотел сказать. Ты способен сделать больше, чем кто-либо другой, но останутся ли силы, чтобы свернуть с тропы в сторону…
— Я не сверну.
— Ты говоришь так уверенно, будто все пройдено уже… Лично я ничего конкретного себе не представляю, кроме полковника Арипова, гарнизона в Ниме и Альби… И еще человека по кличке «аист». Впрочем, его я плохо представляю себе… Остальное — туманно и расплывчато. Сколько надо усилий, чтобы туман рассеялся и тропа ясно обозначилась… Где же ты намереваешься спасать туркестанцев?
— В Ниме.
Берг пожал в недоумении плечами.
— Хочешь себя и их поставить под автоматы… Или забыл Юрачишки?
— Там был Хаит… Поднимись легионеры на час раньше, пули не настигли бы их. Этот негодяй уложил роту почти спящих туркестанцев.
— А чем ты гарантирован, что Хаит не повторит то же самое в Ниме или Альби?
— Там они не станут умирать молча. Я убежден. Посмотри в глаза легионерам — в них ненависть и тоска… Они задушат Хаита.
— В Ниме? — спросил Берг.
— А что? — не понял Саид. — Разве не все равно, где расправиться с предателем.
— Не все равно. Немцы превратили юг Франции в линию обороны, там несколько армий. Стоит только легионерам подняться, как их тотчас сомнут и история с Юрачишками повторится, причем в худшем варианте. Погибнет уже не один взвод и не одна рота, а весь батальон…
— Так, что же делать! Смотреть, как уходят все дальше и дальше от родины туркестанцы…
Берг глянул на друга, и ему стало грустно — судьба братьев мучила Саида, и избавить его от этой муки было невозможно. Рудольф положил руку на плечо товарища, мягко и спокойно положил, будто не было ничего тревожного, ничего противоречивого, способного помешать душевной близости двух людей, оказавшихся вместе на чужой земле. Сказал раздумчиво:
— Адская, брат, работа у нас…
— А мы — люди.
— Да, люди… И хочется иногда делать глупости. Вот так пробродить ночь, ни о чем, ни о чем не думая…
— Совсем ни о чем…