– Почему вы молчите, ваше величество?

– Потому что скорее придерживаюсь мнения доктора, сударыня.

– И вам не терпится отпраздновать этот триумф? – воскликнула королева.

– В этом король прав, это нетерпение лишь доказывает, насколько верно его величество судит о людях и вещах. Чем скорее его величество соберется, тем грандиознее будет триумф.

– Вы так полагаете, сударь?

– Я в этом уверен: если король станет медлить, то потеряет все преимущества внезапности. К тому же, государыня, он сможет первым уступить требованиям народа, что в глазах парижан изменит его позицию и заставит как бы подчиниться их приказам.

– Вот видите! – вскричала королева. – Доктор сам признал: вам уже приказывают! Что же это такое, государь?

– Доктор не говорил, что мне кто-то приказывает, сударыня.

– Вот-вот, медлите и дальше, государь, и требования, или, вернее, приказы, не заставят себя ждать.

Жильбер слегка прикусил губу от мимолетной досады; как ни быстро промелькнула она у него на лице, королева ее заметила.

– Что же я сказала, вот глупая, – пробормотала она, – ведь я перечу сама себе.

– В чем это, сударыня? – поинтересовался король.

– Ведь в случае промедления вы потеряете преимущество в инициативе, а я между тем прошу об отсрочке.

– Ах, государыня, простите, требуйте чего угодно, но только не этого.

– Антуанетта, – покачав головой, заметил король, – вы, я вижу, поклялись меня погубить.

– О, государь, – проговорила королева с упреком, обнаруживавшим всю тревогу ее сердца, – как вы можете так говорить?

– Зачем же вы пытаетесь тогда оттянуть мой отъезд? – спросил король.

– Только подумайте, государыня: при сложившихся обстоятельствах главное – это воспользоваться удобным случаем. Подумайте, насколько тяжелы часы, которые отсчитывает один за другим разъяренный народ.

– Но только не сегодня, господин Жильбер. Завтра, государь, завтра! Подарите мне только один день, и, клянусь вам, я не буду более возражать против этой поездки.

– Двадцать четыре часа, – поддержал его Жильбер, – подумайте об этом, государыня.