Андреа промолчала.

– Ну, отвечайте же, сударыня, отвечайте, – настаивал Шарни.

Поскольку Андреа продолжала молчать, он сказал:

– Да отвечайте же, сударыня! Ваша деликатность просто преступна, ведь речь, быть может, идет о спасении наших государей.

– Не понимаю, сударь, зачем вы это все говорите, – выдавила наконец Андреа.

– Но вы же сами сказали, сударыня, я слышал… Да вот принцесса подтвердит. – И Шарни поклонился г-же де Ламбаль. – Вы сказали, даже выкрикнули: «Этот человек? Этот человек – ваш друг?»

– Верно, вы так и сказали, милочка, – со свойственным ей простодушием подтвердила принцесса де Ламбаль. И, подойдя к Андреа, проговорила: – Если вам что-то известно, скажите; господин де Шарни прав.

– Умоляю, ваша светлость, оставьте меня, – сказала Андреа так тихо, что ее расслышала только принцесса. Та отошла.

– Господи, ничего особенного не произошло, – вмешалась королева, поняв, что не вмешаться и теперь значило поступиться дружбой с Андреа. – Графиня просто выразила свое опасение, к тому же смутное, она сомневалась, что революционер из Америки, друг господина де Лафайета может быть и нашим другом.

– Да, смутное, – машинально повторила Андреа, – очень смутное.

– Опасение, подобное тем, что высказывали до нее и эти господа, – продолжала Мария Антуанетта.

И она указала взглядом на придворных, из-за чьих сомнений и завязался весь этот разговор.

Но все это не убедило Шарни. Возникшее при его появлении замешательство указывало на то, что тут кроется какая-то тайна.

Он продолжал настаивать:

– И все равно, сударыня, мне кажется, что ваш долг – не просто высказывать смутные опасения, но и как-то их обосновывать.

– Что такое? – с металлом в голосе удивилась королева. – Вы опять за свое, сударь?

– Ваше величество!

– Простите, но я же вижу, что вы продолжаете расспрашивать графиню.

– Простите, государыня, – смешался Шарни, – это только из…

– Самолюбия, не так ли? Ах, господин де Шарни, – добавила королева с сарказмом, источник которого был графу предельно ясен, – признайтесь откровенно: вы ревнуете.