Бросив на них взгляд глубочайшего презрения, он встал посреди солдат, кивком поблагодарил Байи и Лафайета и протянул руку Бийо.

Байи отвел в сторону полные слез глаза, взор Лафайета горел возмущением.

Тем же ровным шагом, каким он поднимался по лестнице ратуши, Бертье стал опускаться вниз.

Едва он ступил на крыльцо, как на площади раздался жуткий вопль, от которого задрожали каменные ступени.

Однако, сохраняя невозмутимость, он спокойным, презрительным взором взглянул в тысячи пылающих глаз и, пожав плечами, произнес:

– Странные люди! Чего они так орут?

Не успел Бертье договорить, как уже стал добычей этих странных людей. Он еще стоял на крыльце, среди солдат, когда к нему потянулось множество рук. В тело его впились железные крючья, он поскользнулся и угодил прямо в лапы к своим врагам, которые буквально в секунды смяли стражу.

Мощная волна повлекла арестованного по залитому кровью пути, который Фулон проделал двумя часами раньше.

На роковом фонаре уже сидел человек с веревкой в руке.

Однако в Бертье вцепился другой человек, яростно, безумно раздававший удары направо и налево и во всю глотку проклинавший палачей.

– Я вам его не отдам! – кричал он. – Вы его не убьете! – Это был обезумевший Бийо; отчаяние удесятерило его силы.

Одним он орал:

– Я один из тех, кто брал Бастилию!

И верно: некоторые узнавали его и умеряли свой пыл.

Других он просил:

– Позвольте его судить, я ручаюсь за него головой, если он сбежит, возьмете меня вместо него.

Честный Бийо! Бедняга! Вихрь закрутил его вместе с Бертье – так смерч крутит в своих громадных спиралях и перышко, и клок соломы вместе с ним.

Он двигался, не чуя под собою ног, не замечая ничего вокруг. И наконец дошел до места.

Дальше все произошло с молниеносной быстротой.

Бертье, которого, подняв над землей, тащили спиной вперед, почувствовал, что движение прекратилось, обернулся, поднял глаза и увидел мерзкую петлю, болтавшуюся прямо у него над головой.