Впрочем, следует признаться, что он не встретил особого сопротивления.

Странное дело! В те годы, когда дети – мягкая глина, как сказал поэт, в годы, когда в них глубоко отпечатывается все, что к ним прикасается, Себастьен уже обладал решительностью и твердостью суждений, присущими взрослому человеку.

Быть может, дело объяснялось тем, что он был сын аристократки, которая презирала плебея и гнушалась им? Или то была истинная аристократичность плебея, доходившая в докторе Жильбере до стоицизма?

Аббату Фортье было не по силам проникнуть в эту тайну; он знал, что доктор – патриот, не чуждый восторженности, и, вдохновляясь простодушным стремлением к добру, присущим духовным особам, пытался перевоспитать его сына на благо королю и господу богу.

Впрочем, Себастьен не слушал его советов, хоть и казался внимательным учеником; он грезил о тех неясных видениях, которые с некоторого времени снова стали преследовать его, появляясь под старыми деревьями в парке Виллер-Котре, когда аббат Фортье водил своих учеников в сторону Клуизовой глыбы, к Сент-Юберу или к башне Омон; он грезил об этих галлюцинациях, которые были для него второй жизнью, полной обманчивых поэтических радостей, и эта жизнь шла для него бок о бок с настоящей, проникнутой докучной прозой учения и коллежа.

Вдруг дверь на улице Суассонской отворилась от сильного толчка, и в дом вошли несколько человек.

Эти люди были мэр городка Виллер-Котре, его помощник и секретарь мэрии.

Позади маячили две жандармские шляпы, а за шляпами – головы полудюжины зевак.

Аббат встревожился и шагнул навстречу мэру.

– Что случилось, господин Лонпре? – осведомился он.

– Господин аббат, – сурово ответствовал мэр, – известен ли вам новый декрет военного министра?

– Нет, господин мэр.

– Тогда потрудитесь прочесть.

Аббат взял бумагу и стал читать.

Еще не дочитав, он побледнел.

– Так что же? – спросил он, волнуясь.

Тут Питу решил, что настал момент показаться, и приблизился к аббату; за ним шли лейтенант и сержант его отряда.

– Вот они, – провозгласил мэр.

Аббат из бледного стал багровым.

– Эти негодяи! – вскричал он. – Эти бездельники!