Несколько соседних деревень, одержимых духом соперничества, потому что они тоже изучали военную премудрость, пожелали прийти в Арамон и вступить с арамонцами в соревнование под руководством своих начальников.

Депутации от этих деревень обо всем условились со штабом Питу; возглавлял их некий земледелец, в прошлом сержант.

По случаю такого великолепного зрелища набежала любопытная, принарядившаяся публика, и арамонское Марсово поле с самого утра было заполнено толпой девиц, к которым попозже присоединились отцы и матери ратников – эти стекались не столь поспешно, но с неменьшим любопытством.

Началось с завтрака на траве: то было незатейливое пиршество, состоявшее из фруктов и лепешек, сдобренных родниковой водой.

Затем забили четыре барабана по четырем сторонам деревни, где начинались дороги на Ларньи, Вез, Тайфонтен и Вивьер.

Арамон оказался центром, четыре же эти деревни изображали собой четыре стороны света.

Под бойкую дробь барабана тридцать три арамонских национальных гвардейца строем вышли из деревни.

Среди зрителей виднелась кучка местной дворянской аристократии и буржуа из Виллер-Котре; эта публика пришла посмеяться.

Кроме того, было множество окрестных фермеров – эти пришли поглазеть.

Вскоре на двух лошадках, бок о бок, прибыли Катрин и мамаша Бийо.

В этот миг арамонская национальная гвардия под флейту и барабан как раз выходила из деревни, предводительствуемая своим командиром Питу, который восседал на мощном белом коне, которого уступил ему на время его лейтенант Манике ради возможно более полного сходства с Парижем: разве мог Арамон обойтись без своего маркиза де Лафайета!

Лучась гордостью и самодовольством, Питу со шпагой в руке сидел верхом на могучем коне с золотистой гривой, и, не покривив душой, скажем, что на него любо-дорого было взглянуть: хоть ему и недоставало изящества и утонченности, зато он воплощал собой силу и отвагу.

Триумфальное выступление Питу и его людей, тех, кто привел в движение всю провинцию, было встречено радостными приветственными криками.

Арамонские национальные гвардейцы были все в одинаковых шляпах с национальными кокардами, ружья у всех сверкали, и шагали они колонной по два в весьма стройном порядке.

Итак, едва ступив на плац, они сразу снискали одобрение собравшихся.

Краем глаза Питу заметил Катрин.

Он покраснел, она побледнела.

С этого мига смотр стал для него важнее, чем для всех остальных.

Для начала он отдал своим людям приказ исполнить простой ружейный прием, и каждое движение было исполнено по его команде с такой точностью, что воздух дрогнул от рукоплесканий.