— Виконт, мне совсем не идет такая шапка, правда? Лучше было бы платочек или волосы косами… что ли, — она, чуть-чуть покачивала головой, разглядывая себя и поправляя кольца отросших за два месяца волос.

Виконт повернулся всем корпусом и усмехнулся:

— Кокетничаешь, Александр? — И… в первый раз за все эти дни ни в его взгляде, ни в голосе не было холодного отчуждения.

— Нет, я серьезно, — взглянула на него Саша из-под ресниц, чувствуя, что голос у нее звенит от прилива радостной уверенности в себе и, стараясь не расплыться в улыбке. — Как-то не так… Вот если тут приподнять, сюда выпустить, а тут затянуть, может быть, и ничего… на первое время.

— Что ж, Александрин, у тебя получается. — Он непонятно улыбнулся.

…Медленно, очень медленно продвигались они на север, как будто вслед за отступающей зимой. Какой бы северянкой не величала себя Саша, она начинала сердиться: что это такое, март прошел, а тепла нет и нет. Единственное оправдание, что в этом году после 31 января «наступило» сразу 14 февраля. Так что, если судить по-старому, март едва-едва достиг середины.

На одном разъезде им чуть было не пришлось вступить в перестрелку. То ли местные жители ударились в бандитизм, то ли по несчастной случайности не разобрали, что за состав проходит мимо полустанка, только их внезапно обстреляли. По всему поезду скомандовали боевую готовность. Но, к счастью, окончилось миром. Они благополучно проскочили агрессивную станцию, не было за ними и погони. Кузьмин осведомился у дежурного, запросили ли по телеграфу полустанок, что там у них случилось? Оказалось, что был «маленький налет», с которым уже справились. Тогда Кузьмин обратился к Виконту, кропотливо чистящему свой маузер:

— Судя по вашей готовности, вы вовсе не так равнодушны к происходящим событиям, как пытаетесь показать.

— Я не равнодушен к происходящим событиям.

— Следовательно, как-то для себя определяете, на чьей вы стороне в этой борьбе?

— Я вообще не участвую в настоящее время ни в какой борьбе.

— И, тем не менее, при нападении хватаетесь за маузер.

— А из моих слов или действий следовало, что я исповедую непротивление?

— Трофимыч говорил, вы прекрасный стрелок. И фехтуете мастерски. Странно — такие полюса. Казалось бы, где художник, где — приверженец боевых искусств.

— Что тут странного? Общее есть. Первое, что требуется художнику — верные глаз и рука. Стрелку и фехтовальщику — то же самое.

Саша поразилась про себя — а ведь, действительно! Но почувствовала потребность вставить свое слово:

— И вообще, есть люди, которые умеют все! Называются многогранные. А если кто-то нападает, надо отбиваться, но чтоб чересчур не убивать.