— Вы бываете в каких-то разных местах? Но с какой-то же общей целью, да? Там еду продают?

— У вас, милая синьорина, не брезжит в голове представление о таких прелестных созданиях — иезуитах? Я вспоминаю их в последнее время часто и с умилением. Особо мил мне их девиз.

— А… что…

— Не стану его цитировать, не просите, синьорина.

Саша уже поняла: он просто радуется тому, что она способна вести беседу — вон какой у него довольный взгляд, на серьезный разговор его сейчас не развернуть — но продолжала настаивать:

— Но что же вы делаете под этим девизом?

— Скажу скромно: ваш покорный слуга вступил, и небезуспешно, в корпорацию негоциантов. Занятная среда — в этих делах можно запутать кого угодно. Но не меня! Жулик на жулике. Я нашел достойное место среди них. Иногда важно оказаться в позиции «Tertius guadens»[84].

Виконт уселся верхом на стуле, подперся двумя кулаками и прищуренными глазами смотрел на огонь в маленькой Дашиной буржуйке. Помолчал, потом спросил:

— Мы ведь с вами рыцари вечных категорий, мой славный сотоварищ, не правда ли? Так стоит ли придавать значение мелким проделкам, на которые толкает нас жизнь?

Он поглядел на нее, насторожившуюся, подмигнул и засмеялся.

— Вы шутите все это, да, Виконт? — захотелось убедиться Саше.

— Конечно.

Глава 15 Наследственная тиранка

Глава 15

Наследственная тиранка

Даша с утра ушла на суточное дежурство. Лекарство, вода, что-то в тарелке под салфеткой — все это было оставлено Саше на расстоянии вытянутой руки. Можно и встать, осторожно сделать несколько шажков. Ее уже поднимали. Но она не встает. Так противно кружится голова, едва оторвешь ее от подушки. И потом… тогда в зеркале рискуешь увидеть бледное треугольное лицо со щеточкой волос надо лбом, торчащие ключицы и тонкие, беспомощные руки. Ясно, почему ее никто не любит, почему уходят все время от нее. Конечно, может, ее и жалеют, как больного котенка в подворотне, но тем более, уходят, чтобы пожалеть, не видя. Когда перед тобой такое пугало с тонюсенькой шеей и слезящимися глазами-плошками, невозможно чувствовать ничего, кроме отвращения! Нарочно ей вчера ночную рубашку с кружевами надели, она точно знает, нарочно, чтобы не было так противно…

Саша, растравив себя, уже всхлипывая, стянула красивую нежно-голубую рубашечку и влезла в полосатую тельняшку, выменянную ею лично за пару расшитых рушников и скатерку еще на Украине. Саша припрятала ее до поры, чтобы в удобный момент угостить Виконта комичной морской сценкой.

Через каждую минуту ее переодевание прерывалось шмяканьем на подушку и немелодичным ревом в голос. Закончив, она вообще перестала шевелиться и уткнулась полными слез глазами в дверь.