Прогремело несколько выстрелов. Адъютант прошептал:

— Это эсэсовцы выполняют приказ Роме.

— Просите парламентера, — приказал Лах.

— Господин генерал, я вам тоже приготовил флаг, — сказал Пунке. — А вообще четырнадцать флагов из простыней…

— Зачем так много? — спросил Лах и выскочил в боковую дверь, за ним тотчас же последовал адъютант.

— Все это будто сон, — отозвался Пунке. — И мне хочется, чтобы это был сон — и то, что вы, господин полковник, держите пистолет в руке наготове, и то, что русские за дверью…

— Перестаньте! — оборвал Зюскинд не в меру разговорившегося Пунке. — Сон, сон! Мы уснули еще в тысяча девятьсот тридцать третьем году!.. А проснулись теперь и увидели себя в страшном разломе, с белыми флагами в руках… Ты ровным счетом ничего не понимаешь, Пунке! Так же, как и я, пожалуй! — Он опустил голову на стол. — Я хочу уйти…

— Куда, господин полковник? — не сразу понял Пупке.

— Да совсем, а рука не поднимается.

Пунке понял намерения начальника штаба, и ему стало жалко в прошлом примерного и аккуратного полковника, так прекрасно управлявшего штабом и так великолепно понимавшего командующего Лаха, с полуслова, с полужеста. Пунке уже все понял и уразумел, что никакого маневра не может произойти и русские самым настоящим образом одолели войска крепости и теперь берут в плен. Подполковник Кервин, возвратившийся из штаба русской армии, так и сказал: «Маршруты сдачи в плен утрясены. Русские поведут нас в штаб гвардейской дивизии». Поведут, как побитых и сломленных, как полностью не способных к сопротивлению…

Пунке подсел к Зюскинду, притулился к нему плечом.

— А что же фольксштурмовцы? — сказал Пунке. — Я слышал, что они поклялись фюреру… удержать город…

— Лавочники, коммерсанты, дети и старики! — отмахнулся Зюскинд.

— Но они же немцы!.. Дайте мне ваш пистолет, — сказал Пунке и легко взял оружие из рук полковника.

Вернулся Лах и сказал Зюскинду:

— Разрядите пистолет, нас ждут конвоиры.

Открылась дверь, и адъютант позвал:

— Прошу, господин командующий…

— А что генерал Губерт? — спросил Лах, не решаясь переступить порог.

— Губерт приказал арестовать вас. Колебания совершенно излишни, прошу…