– Ей-богу, плывут!.. Да куда ты смотришь?.. Вон, у Краснякова выплывают. Поворачивают, сдается, в устье Корабельной… Да сколько их, матушки!

Теперь уже и Товкач заметил турецкую флотилию.

На широком, в солнечных бликах, плесе Буга появлялись из-за поворота корабли. Один, два, три… пять… десять… двадцать… пятьдесят… восемьдесят… Товкач сбился со счета.

– Это они! Не будем мешкать! Бежим скорее к кошевому! – приказал Секач, быстро спускаясь вниз.

Выслушав дозорных, Сирко надел на саблю шапку и поднял ее, подавая условный знак. И тут же десятки чаек вынырнули из камышей, из-за кустов чернотала и устремились наперехват турецким кораблям. Как быстрокрылые птицы, летели они по спокойным водам Корабельной, со всех сторон окружая вражескую флотилию.

– С Богом, братья-молодцы! – гремел голос Сирко. – Бейте из пушек и из гаковниц! Стреляйте из мушкетов! На приступ! Готовьте абордажные крюки! На приступ!

Над рекой раздались пушечные выстрелы. Запорожские пушки, укрепленные на носах кораблей, ударили картечью. Турки ответили ядрами. Пороховой дым заклубился над кораблями, над зелеными поймами.

Две подбитые чайки пошли на дно. Уцелевшие запорожцы барахтались в воде, сбрасывали с себя одежду и, фыркая, поворачивали к берегу.

Сирко стоял на своей чайке, окидывая взглядом все устье Корабельной, где завязался бой. Вражеские корабли остановились, нарушили строй. На них заметались, закричали янычары, усиливая пушечный огонь.

– Швыряйте огненные трубки! Ошарашьте ими басурман! – закричал Сирко, видя, что еще одна чайка перевернулась от попавшего в нее ядра и пошла ко дну.

На каждой чайке было по две наполненных порохом трубки, изготовленных в мастерских Сечи. Это было великолепное изобретение запорожцев. С одной стороны трубку наглухо заклепывали, а с другой оставляли открытой. Сюда засыпали порох, вставляли пропитанный селитрой фитиль. Трубку заряжали в пушку вместо ядра. Небольшой заряд пороха выталкивал трубку из ствола пушки и одновременно поджигал фитиль. От фитиля загорался порох в самой трубке, мчал ее к цели, где она разрывалась со страшным грохотом, поджигая все, что могло гореть.

Услышав приказ кошевого, Арсен вставил трубку в жерло пушки, насыпал на полку немного пороху и поднес факел. Огненная трубка прочертила в сизом дыму сражения яркий след и взорвалась в снастях вражеского корабля. Сноп огня ослепил глаза… Турки дико закричали и бросились тушить пожар.

Чайка скользнула боком о борт корабля.

– Кидай крюки! – послышался голос атамана.

Вверх полетели тяжелые железные крючья с острыми лапами, увлекая за собой веревочные лестницы. Над бортом блеснули кривые турецкие сабли. Некоторые из них успели перерубить две-три лестницы, но с чайки прогремел залп казацких мушкетов, и несколько янычаров с криками бултыхнулись в воду.