Он умолк и, казалось, ждал моего ответа.

– Ты обвиняешь меня, – ровным голосом спросила я, – что я вернулась получить то, что, по моим расчетам, может мне перейти?

Дедушка коротко скрипуче рассмеялся:

– Не глупи, девочка. Я ведь тебя знаю. Но ты была бы и впрямь очень глупа, если бы не думала об этом и не спрашивала себя, каково твое место теперь. Ты думала?

– Разумеется.

Он кивнул, словно довольный моими словами.

– Вот это прямой ответ. И я буду прям с тобой. Взгляни на это так. Ты восемь лет где-то шаталась, а Кон оставался здесь. Как по-твоему, справедливо ли, чтобы ты просто-напросто вернулась обратно, после всего, что Кон тем временем вложил в эту землю – и, к слову сказать, эта дура Лиза Дермотт тоже, – и просто забрала все у него из-под носа? Ты назовешь это честным? Чтоб меня повесили, если мне это кажется честным. – Внезапно он резко вскинул голову. – Чему ты смеешься?

– Ничему. Совсем ничему. Ты пытаешься сообщить мне, что оставил все Кону и Лизе?

Снова тот же хитрый взгляд, в котором можно было прочесть даже злобу.

– Этого я не говорил. И ты не позволяй им так думать. Я еще не умер. Но можешь ли ты придумать хоть одну причину, по которой мне не поступить именно так?

– Ни одной.

Дедушка уставился на меня из-под кустистых седых бровей. Вид у него был чуть ли не разочарованный. До меня наконец дошло, чем объяснялось это его мимолетное сходство с Коном, – выражением, ничем иным: выражением надменности, неприкрытого наслаждения мигом превосходства. Мэтью Уинслоу получал от ситуации почти столь же сильное удовольствие, как и Кон, и по сходным причинам. Ему нравилась власть, которую давало ему сложившееся положение дел.

– Какого дьявола, – раздраженно проворчал он, – хотелось бы мне знать, что тут смешного.

– Прости, – произнесла я. – Я просто подумала о Коне. Подорвался на собственной мине.

– Что? О чем ты говоришь, девочка?

– Это цитата, – беспомощно объяснила я. – Прости, дедушка. Я вполне серьезна, честное слово.

– Вот и постарайся оставаться серьезной. Toже мне цитата. Вижу, ты только зря время потратила за границей. Всякая современная чепуха, сразу ясно. Ну, так и что ты подумала о Коне?

– Да ничего. А ты не собираешься сообщить ему, что переписал завещание в его пользу?

– Ничего подобного я не говорил. И тебе запрещаю заводить с ним речь на эту тему. Чего я хочу, так это быть с тобой откровенным. Пожалуй, мне стоило отложить этот разговор до тех пор, пока ты не пробудешь в доме подольше, но просто последнее время я слишком много обо всем этом думал. Ты знаешь, что сюда приезжает Жюли?