Светлый фон

Город растаял словно мираж.

И следа от него не осталось.

— Там Сейд-озеро, — ответил Распутин, а потом толкнул Варченко в бок. — Смотри! Она! Луод-Хазик, — и с удвоенной силой заиграл на варгане.

Александр Васильевич повернулся и увидел, что среди оленей танцует молодая стройная обнаженная девушка. Он хотел спросить, откуда она взялась, но понял всю глупость своего вопроса.

Он ударил ладонью по камню, и камень вдруг отозвался густым рокотом, точно большой тяжелый бубен. Александр Васильевич ударил по камню снова, и камень завибрировал, а по тундре прокатилась упругая волна. И естествоиспытатель застучал по камню, стараясь попасть в ритм мелодии варгана. Варган пел. Камень гудел. А Луод-Хазик танцевала. Что может быть естественней танца под музыку?

Девушка грациозно взмахивала руками, встряхивала белыми плечами и плавно скользила на длинных легких ногах между оленей и камней, стараясь не задеть струны мирозданья, соединяющие небо и землю.

Она то взвивалась над оленями и парила над стадом, раскинув руки и согнув в колене левую ногу, то стелилась по земле, подныривая под брюхами самок, то кралась хищной волчицей, то хохлилась полярной совой, а то вдруг становилась гибкой как былинка, пригнутая к земле холодным ветром.

Танец ее был изящен, гармоничен и неимоверно чувственен. Ноздри естествоиспытателя шекотнул тонкий мускусный аромат разгоряченного женского тела, и по позвоночнику Варченко прошла горячая волна.

Что-то знакомое было в этой девушке. Александр Васильевич присмотрелся сквозь запотевшие стеклышки очков, и ему показалось, что эта волшебная нимфа, это нездешнее создание неземной красоты… это аспирантка Оленька, лаборантка Михаила Яковлевича Мошонкина.

И что-то кольнуло его в сердце. Легонько, точно мягкая кошачья лапка решила выпустить острый кончик коготка. И кровь ударила ему в лицо, и разлилась жаром по чреслам.

— Как? — изумился Варченко.

Но тут девушка задела рукой одну из великих струн, все вокруг заполнилось чарующим звуком, и… осыпалось. Исчезло. Испарилось.

Варченко вдруг понял, что сидит на большом камне и смотрит на оленье стадо. Рядом сидит саам и играет на своем варгане. И нет той девушки, похожей на Ольгу, и нет никаких струн и радужных вод. Обычная тундра с оленьим стадом и синим небом над головой.

— Действие отвара кончилось, — подумал естествоиспытатель, и словно саблей резануло живот, резануло так, что Александру Васильевичу показалось, если б не стекла очков, глаза выскочили бы из глазниц.

— Что же вы, Александр Васильевич, — ругалась на него потом Маркова, а сама все размешивала марганцовку в большой склянке для промывания. — Разве же можно тянуть в рот всякую гадость? Ну-ка, пейте немедля, и вот вам тазик.