– Государь…

– Хорошо… Так вот, верховный судья, говори, что ты намерен сделать с душегубом?

Дон Иниго содрогнулся, ибо в голосе девятнадцатилетнего юнца он почувствовал такую непреклонность, что ему стало страшно за будущее своего подопечного.

– Я думаю, ваше величество, что нужно многое простить молодости.

– Сколько же лет дону Фернандо де Торрильясу? –

спросил король.

Дон Иниго, подавив вздох, отвечал:

– Двадцать семь, ваше величество.

– На восемь лет старше меня, – заметил король.

В его голосе словно слышалось: «Какая же это молодость в двадцать семь лет? Вот мне девятнадцать, а я уже чувствую себя стариком».

– Гениальность сделала вас старше, ваше величество, вам не должно сравнивать себя с простыми смертными, судить о них по своей мерке.

– Итак, твое мнение, верховный судья?

– Вот мое мнение, государь: бывают различные обстоятельства – дон Фернандо виноват, но есть и оправдательные причины. Он принадлежит к одной из самых знатных семей Андалусии, отец его, достойный и уважаемый человек, сделал все, чтобы обеспечить семьи убитых; и было бы хорошо, если б король дон Карлос ознаменовал свое путешествие по Андалусии актом милосердия, а не актом жестокости.

– Таково твое мнение?

– Да, – смиренно выговорил дон Иниго, опустив глаза перед орлиным взглядом молодого короля.

– В таком случае сожалею, что отослал к тебе дона

Руиса. Я сам займусь этим делом… И думаю, что решу его по совести. – Затем, обернувшись к группе гостей, стоявших рядом, он сказал:

– К столу, сеньоры! И не будем задерживаться! Вот мой верховный судья дон Иниго де Веласко считает, что я слишком строгий судья, и я хочу поскорее доказать ему, что я – само правосудие. – И, снова обращаясь к дону

Иниго, ошеломленному проявлением могучей воли у девятнадцатилетнего юноши, едва вышедшего из детского возраста, он приказал:

– Садись справа от меня, дон Иниго. Когда выйдем из-за стола, вместе посетим тюрьмы Гранады, и там мы найдем, без сомнения, людей, более заслуживающих помилования, чем тот, за кого ты меня просишь.