Светлый фон

Якушев смотрит на круглое белое лицо дамы, на подпухшие мешки под глазами, ярко-алые губы, на бисер кокошника. Ему становится скучно: «Жила где-нибудь в

Сызрани, ходила на балы в благородное собрание, ездила в гости к полицеймейстерше и городскому голове…» Он вздыхает, свернув двухдолларовую бумажку, кладёт в сумочку даме. Она игриво усмехается и, наклонившись, шепчет:

– А у нас тут одна ваша знакомая.

– Это какая же? – с некоторым беспокойством спрашивает Якушев.

– Сюрприз. Она сейчас занята с мистером Блумом, с клиентом.

– Жаль. Я спешу… – И он просит счёт, но кто-то сзади закрывает ему ладошками глаза. Ладошки пахнут духами

«Кельк флёр». Это немного успокаивает. Якушев осторожно высвобождается и видит дамочку в кокошнике и сарафане. Лицо знакомое, особенно белокурые кудряшки и круглые кукольные глаза.

– Милочка Юрьева!

– Узнал! А ведь только раз виделись! Я говорю:

«Нэличка, это мой петербургский знакомый…» Вы ведь моряк?

– Не совсем.

– Нет? У меня чудная память на лица, а вот фамилии…

– Не трудитесь, Милочка… Помните розовое шампанское, месье Массино?

– Ах, не вспоминайте! Негодяй! Какой негодяй!

– Разочаровались?

– Никогда не была очарована. Я ведь из-за него пострадала. Сначала на Гороховой три месяца, потом в Бутырках. Не я одна! В камере чуть ли не каждая пятая – жена

Массино. И все по одному делу. Дуры мы были… В Бутырках следователь, довольно симпатичный, на последнем допросе говорит: «Мы вас выпустим, только в будущем осторожнее знакомьтесь, а то вас, жён Массино, не пересчитаешь». Я говорю: «Я не жена, а невеста». Он смеётся:

«Кто вас разберёт… Нате пропуск – и за ворота». На Петровке встречаю Сему Товбина, собирает труппу для театра миниатюр в Одессу. «Там французы или нет?» – спрашиваю. «Нет, так будут», – отвечает. И вот мы едем. Целая история… Добрались до Одессы. Там французы, и добровольцы, и греки, а на мне сиреневое платьице, кой-какие серёжки, колечки…

– А Массино тут при чем?

– Подождите. Сема, конечно, сбежал, а мы на мели. Еле устроилась к Бискеру, был такой. И вот, смотрю однажды сквозь дырочку в занавесе и вижу в ложе… Массино! В