Москве держал «Максим». Потом один знакомый, пан

Мархоцкий, вывез в Варшаву, а оттуда в Париж вместе с

Пашей Троицким и Шурой Вертинским… Здесь у нас мило, не правда ли? Да, я и забыла спросить, вы-то откуда?

– Проездом… В общем, из Берлина.

Шуршащими мелкими шажками приближается метрдотель. Наклоняется над Милочкой и, зверски улыбаясь, говорит сквозь зубы:

– Мистер Блум обижается.

Милочка посмотрела в зеркальце и попудрилась.

– Скучный он, мистер Блум… – И помахала ручкой

Якушеву: – Un de ces jours26!

– Вы изволили прибыть из Берлина? – осведомился метрдотель. – Как там, в Берлине? Ничего?

– Средне, – ответил Якушев и встал.

Во втором часу ночи пришёл в гостиницу. Никто ему не звонил. Спал плохо. В девять утра решился идти к Захарченко. Вдруг зазвонил телефон. Голос Марии: «Можно к вам? Я не одна». Он идёт к двери, влетает Мария, за ней смуглый брюнет с отличной воинской выправкой. Протягивает руку:

– Кутепов, Александр Павлович. Прошу любить и жаловать. Дайте я на вас погляжу, дорогой мой… – ведёт

Якушева к окну.

– Так вот вы какой… – Якушев усаживает Кутепова и

Марию. Она самодовольно смеётся.

– Вы оказали мне честь, просили быть вашим представителем в Париже, – говорит Кутепов, – а я счастлив быть рядовым членом вашей организации. Кстати, почему

«Трест», эдакое сугубо коммерческое, торгашеское название?

– Для конспирации, за границей мы маскируемся под сугубо коммерческое, невинное предприятие… Нэп.

– Ну, вам видней. Я все знаю от Марии Владиславовны.