– Ну, этому мы не поверим, капитан.

– Придется поверить, господин судья.

– Так как же вам будет угодно назвать себя сейчас, –

спросил Глоссин, пока я не подыщу людей, чтобы напомнить вам, кто вы такой или хотя бы кем вы были?

– Кем я был? Donner und Blitzen! Я Яне Янсон из

Куксхавена, кем же я еще могу быть?

Глоссин достал из ящика пару карманных пистолетов и с нарочитой тщательностью их зарядил.

– Можете идти, – сказал он писцу. – Заберите всех этих людей с собой, Скрау, только оставайтесь в прихожей и будьте наготове.

Писец попробовал было убедить своего патрона, что оставаться с глазу на глаз с таким отчаянным человеком, даже теперь, когда он закован в кандалы, весьма опасно, но нетерпеливый жест Глоссина вынудил его тут же уйти.

Когда дверь за ним закрылась, судья прошелся два раза взад и вперед по комнате, а потом сел на стул прямо против арестанта, с тем чтобы ясно видеть его лицо, положил перед собою заряженные пистолеты и твердым голосом сказал:

– Вы Дирк Хаттерайк из Флиссингена, не так ли?

Арестант инстинктивно повернулся к двери, словно опасаясь, что кто-нибудь их подслушает. Глоссин встал, распахнул дверь, чтобы его пленник мог со своего места увидеть, что поблизости никого нет, захлопнул ее снова, вернулся на прежнее место и повторил свой вопрос:

– Вы Дирк Хаттерайк, бывший капитан «Юнгфрау Хагенслапен», так или нет?

– Тысяча чертей! А если вам это известно, то чего же вы спрашиваете? – сказал арестант.

– Просто я очень удивлен, что вы угодили сейчас в такое место, куда вам уж никак не следовало попадать, если бы вы хоть немного о своей безопасности думали, – холодно заметил Глоссин.

– Der Deyvil165! Тот, кто затеял этот разговор со мной, тоже, видно, о своей безопасности позабыл.

165 Черт! (нем., диал.).

– Как, с безоружным, да еще с закованным в цепи? Вот это здорово, капитан! – иронически заметил Глоссин. –

Только особенно-то все-таки не грозитесь. Трудновато вам будет уйти отсюда, не рассчитавшись за одно дельце, которое несколько лет назад у Уорохской скалы было.