В субботу Карецкая позвонила на службу к Шефферу и сказала, что ждет его. Тот ответил, что через несколько минут приедет. Позавчера они договорились, что совершат очередную прогулку на машине, а потом заедут на квартиру Шеффера и поужинают.

Вчера в десять часов вечера Беляк зашел к Карецкой, чтобы окончательно условиться обо всех деталях, учесть каждую мелочь, рассчитать время до минуты, предусмотреть, что и когда надо сказать, как быть в случае, если

Шеффер заупрямится и не захочет ехать туда, куда она предложит. В заключение Беляк спросил:

– Какие-нибудь личные вещи у вас есть?

– Да, но очень немного. Самые необходимые…

– Тем более. Уложите их в вещевой мешок.

Карецкая растерянно улыбнулась.

– Но у меня мешка нет… есть небольшой чемодан…

– Чемодан не подходит, нате мешок, – и, развернув принесенный с собой сверток, он подал ей изрядно потертый армейский вещевой мешок.

Укладывая в него свой нехитрый гардероб, Карецкая с благодарностью думала об этом заботливом человеке, не забывшем даже о мелочах. Уложив все, она спросила:

– И что же мне с ним делать?

– Об этом уж я побеспокоюсь. Он будет у меня на хранении.

– Вы так уверены в благополучном исходе, что оставляете мне единственное платье?

– Иначе не может быть, Ксения Захаровна. Мы действуем наверняка. Ну, а теперь – до счастливого свидания. Не волнуйтесь, будьте осторожны. Действуйте уверенно, но рассчитывайте каждый шаг, взвешивайте каждое слово. Я

за вас отвечаю своей совестью, своей головой.

– Перед кем? – удивилась Ксения Захаровна.

– Перед… Пушкаревым, Добрыниным, Костровым…

Перед всеми.

– Ну, я пойду. – Беляк подошел к ней, взял в руки ее голову и поцеловал в лоб. – Будьте умницей…