– Вот я их и заберу, – произнес Багров.

– Ты один приехал?

– Нет, Снежко еще. Он на постоялом дворе, с подводой.

– Смотрите, не вздумайте ночью выносить газеты, –

предупредил Беляк. – Только днем, когда кругом народ, а то время сейчас пошло тревожное.

Обстановка в городе действительно осложнилась.

Взрыв гостиницы, похищение офицеров, уничтожение

Чернявского, регулярный выход в свет подпольной газеты

– все это не на шутку встревожило оккупантов и их приспешников.

Обыски, облавы, аресты не прекращались. Были усилены патрули на улицах. Если раньше свободное хождение по городу разрешалось до десяти часов вечера, то теперь жителям запрещено было выходить из домов с наступлением темноты. После этого времени по улицам ходили только лица, имеющие специальные пропуска, выдаваемые управой и зарегистрированные в комендатуре. За последние дни, когда часть войск гарнизона была выведена на операцию против партизан, охрана города еще больше усилилась.

– Надо быть сейчас особенно осторожным, – провожая

Багрова, еще раз предупредил Беляк. – Где ночуешь?

– Пойду к Микуличу, соскучился по старику.

Утром, перед самым уходом Беляка на работу, к нему прибежал взволнованный Микулич.

– Беда!… Беда, Карпыч!… – Схватившись за голову, он забегал по комнате.

Беляк дрогнул.

– Говори, в чем дело? – строго спросил он.

– Сами погибли и дело погубили. Пойдем ко мне.

Найденов у меня лежит… поранили его… Он сам тебе все расскажет.

Боль так сильно сдавила грудь, что стало трудно дышать. Сразу пересохло во рту. Беляк посмотрел на часы.