– С нами, батенька, не шути! Связь с родиной у нас крепкая. Мы там не на последнем счету.

Первый самолет подошел в двенадцать с минутами.

Сделав два круга, он пустил белую ракету и пошел на посадку.

Из самолета выбрался Гурамишвили. На петлицах его уже были знаки различия полковника. Он обнял Зарубина и

Рузметова, как старых знакомых.

– А это наш сосед, – представил Зарубин Лисняка. –

Начальник разведки отряда Локоткова.

– Ага! – воскликнул полковник. – Это то, что мне надо.

– И он тепло поздоровался с Лисняком. – А где же Пушкарев и Добрынин? – спросил он тревожно.

Ему объяснили, что секретарь окружкома и комиссар готовят почту для самолетов.

– Напрасно торопятся, – сказал Гурамишвили, снимая с себя летный комбинезон. – Я с ночевкой. Сегодня улетать не собираюсь. Надо будет только хорошенько укрыть самолеты и выставить охрану понадежнее.

– Все сделаем, как полагается, – заверил Зарубин. – А

второго самолета что-то не видно. Ожидать будем или пойдем?

– Подождем, я уже слышу его, – ответил Гурамишвили.

– Мой пилот за товарища все беспокоился. Вылетели одновременно, а потом потеряли друг друга.

Второй самолет сел через несколько минут. Из кабины его вылез пожилой, с окладистой бородкой, крупный мужчина в больших роговых очках и начал здороваться со всеми. Это был майор медицинской службы Семенов.

У доктора в руках были два чемодана, но, когда партизаны предложили помочь ему донести, он наотрез отказался.

– Никому не доверю. Сам! – коротко сказал он.

Все отправились в лагерь кроме Рузметова и нескольких партизан, которые занялись маскировкой самолетов.

Лисняк не отходил от Гурамишвили и что-то шумно рассказывал ему, обращаясь, как и ко всем, на «ты». Уже при входе в расположение лагеря он отошел от полковника и взял Зарубина за руку.