При этом вскрылись совершенно неожиданные обстоятельства. Марковский – сорокасемилетний мужчина, участник Гражданской войны, инвалид, – рассказывая о себе, мельком упомянул, что до мая сорок первого года он работал в котельной психиатрической больницы.

– Где, где? – спохватился Костров.

– В психиатрической больнице, – ответил удивленный

Марковский. – А что?

– А почему ушел оттуда?

– С завхозом не поладил. Жулик. Заставлял фиктивные расписки и акты на невыполненные работы изготовлять. Я

терпел, терпел, потом вижу, что от таких дел в тюрьму угодить можно, плюнул и ушел. Он себе на таких делах руку ловко набил – деньжонок наворовал, дом купил в городе и живет припеваючи.

– И сейчас живет?

– Конечно. Куда ему деваться!

– Как его фамилия?

– Скорняк, Ефим Станиславович. С Украины он, из западных областей. Как освободили их в тридцать девятом

– к нам в город приехал. Такой ловкач…

– Чем же он теперь занимается? – продолжал выспрашивать Костров.

– Все там же работает, при больнице…

– А больница разве сейчас существует? – спросил Беляк. Марковский задумался.

– Ведь и правда, – сказал он не совсем уверенно, –

больницы-то нет. Но Скорняк там околачивается, это я точно знаю. Непонятно только, что он там делает.

– С кем Скорняк живет?

– У него полон дом. Плодовитый, чертяка. От первой жены-покойницы три дочки, да вот от второй, кажется, столько же. Потом еще теща…

– И все с ним живут?