– С ним.

– Ты знаешь его адрес?

– Как же не знать! Бывал несколько раз. Я с ним не ругался, а расстался по-мирному, по-хорошему.

– Ну-ка, поподробней расскажи о нем, – попросил Беляк. – Что он за человек?

Марковский хмыкнул.

– Да его и человеком-то назвать совестно. Шулеришка с трухлявой душонкой. За деньги на все пойдет. Ну и трус к тому же изрядный.

– Хорошо, – резюмировал Костров. – К Скорняку мы еще с вами вернемся. Я вас попрошу только уточнить, действительно ли он сейчас работает на территории больницы.

Марковский согласился разведать это, и его отпустили.

Полчаса спустя Костров и Снежко покинули подвал элеватора.

4

В сумерки начала мести пороша. Ветер, неровный, порывистый, крутился по лесу, налетал на молодые деревца, зло врывался в двери землянок, задувал дым в трубы, гнал поземку.

– Опять погода шалит, – пожаловался Зарубин.

Он сидел за столом, склонившись над картой.

Костров лежал на топчане, задумавшись. Он любил мысленно еще раз пережить события недавнего прошлого.

Каждый новый день приносил новые события, и перед сном всегда было о чем вспомнить, над чем подумать.

Много случалось радостного, много и тяжелого, но все казалось дорого и ни с чем не хотелось быстро расстаться.

Взять хотя бы это трудное путешествие в прошлом году к партизанам Локоткова. Разве можно об этом забыть? Разве уйдут из памяти тревожные ночи, когда Костров, не зная дороги, руководствуясь только компасом и картой, шел по неизведанному пути? Было трудно, очень трудно одному в незнакомом лесу. Но зато какое чувство гордости и удовлетворения он испытал, добравшись наконец до лагеря соседнего партизанского отряда. Нет, все это незабываемо: ночные бои, дальние разведки, холод и голод, сомнения и радости, поездки в город, собрания под развалинами элеватора…

«Пройдут годы, – думал Костров, – окончится война, залечит родина раны, а память людей бережно сохранит все эти ушедшие в прошлое события и дни».

– Ты, кажется, скучаешь, Георгий Владимирович? –