Макуха.

– Все, как полагается, – заверил староста.

Не теряя времени, принялись за работу. Зазвенели пилы, застучали колуны. Партизаны сбросили верхнюю одежду.

Штабеля березовых дров быстро росли вдоль стены барака.

И все-таки к ночи сделали лишь третью часть всей работы. Рузметов выразил опасение, что когда сани придут, их нечем будет грузить, но партизаны его успокоили.

– С утра работа споро пойдет.

– Успеем. Дело привычное.

Решено было встать пораньше.

Как ни хорошо было в бараке, как ни вкусны были пшенная каша и настоящий чай, который пожертвовала для партизан жена старосты, разговоры не клеились. Партизан после трудового дня тянуло ко сну. Когда Рузметов, проверявший посты, вошел в освещенный фонарем барак, он услышал лишь дружный храп.

Во вторник поднялись чуть свет. А в полдень, в самый разгар работы, кто-то крикнул:

– Едут!… Едут!…

В поселок медленно въезжали сани.

– Ну, ребята, глядите в оба и насчет болтовни поосторожнее, – предупредил Охрименко. – И не глазейте…

Пусть себе едут, а вы работайте.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – считал Снежко. –

Всего шесть возчиков. Это замечательно!

– Да, это неплохо, – сказал Костров. – Ожидали не меньше десяти.

Все продолжали работать, как будто не замечая появления обоза.

Обоз стал у крайних домов, под стеной леса. Возчики выпрягли лошадей, задали им корму, а сами отошли в сторонку и задымили самокрутками.

– Папаша! – обратился Рузметов к Полищуку. – Пойди-ка понюхай, что за народ. Тебе по должности надо поинтересоваться.