«Джоконда» стояла рядом с пароходом, принадлежащим Мессажери, через который им понадобилось пройти, чтобы достигнуть ее.

Это была роскошная яхта в восемьсот тонн, построенная по образцу дрексельской «Маргариты», но с более узкими трубами.

Было два часа дня, когда они вступили на борт; весь багаж уже прибыл, пары были разведены, все распоряжения сделаны, и Берселиус решил отплыть немедленно.

Максина поцеловалась с Берселиусом, затем повернулась к Адамсу и сказала:

— Счастливого пути.

— Прощайте, — ответил Адамс.

На секунду он задержал ее руку в своей.

В следующую минуту она уже стояла на палубе парохода Мессажери, махая им над расширяющейся полосой воды между «Джокондой» и ее товарищами по пристани.

У выхода из порта Адамс оглянулся на взметаемую ветром синюю воду, и ему чудилось, что он все еще видит Максину, как микроскопическую точку в большой картине Марселя, с его террасами и блистающими и горящими на солнце окнами, домами, флагами и куполами.

Тут зыбь Лионского залива приняла «Джоконду» в свое лоно, как нянька берет дитя на колени и баюкает его, и туманная даль медленно сокрыла от его глаз Францию и цивилизацию.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

VI. МАТАДИ

VI. МАТАДИ

Был вечер. Яхта Берселиуса «Джоконда» стояла на якоре в гавани Матади. Набегая мелкой зыбью на обшивку штирборта, вздыхая, смеясь, то расстилаясь стеклянной гладью, то покрываясь барашками; протекала река Конго, уподобляясь попеременно скользящему зеркалу и морю золотого света.

Пальмы на далеком берегу окутывались легкой, слабой дымкой; с пристани, где суда грузились каучуком, слоновой костью, пальмовым маслом и камедью, доносился грохот и визг подъемных цепей, несясь далеко-далеко над сверкающей водой, туда, где летали красные фламинго, к тому берегу, где кивала знойная и туманная зеленая бахрома пальм.

Впечатление жара, иногда столь свойственное зеленому цвету, этому прохладнейшему из цветов, жара влажного, сосущего под сердцем, — вот главное впечатление, которое производит Конго на дух человека; все остальные впечатления — говоря словами Тенара — «одни только кружева».

А между тем, сколько других впечатлений! Конго — это сама Африка в откровенном настроении. Африка в ту минуту, когда она положила руку на сердце и говорит или, скорее, нашептывает правду.

Большая река, начинаясь из пруда Санлей или еще более издалека, несет с собой, как сменяющиеся сновидения, картины ревущих порогов и безмолвных прудов, болотных трясин, полных непроходимой растительности и смертоносной жизни, невыразимого одиночества больших лесов. Служа водоемом гуанако и антилопе, река несет с собой их мирное отражение, как несет также грозный рог и свирепое рыло носорога. Кто только не утолял жажды в спокойных водах, текущих мимо Матади, кто не барахтался в них? Все это чуется в запахе этих вод.