Светлый фон

— Хватит ли у вас мужества, чтобы смотреть на вещественные доказательства?

— Да, хватит его у меня на то, чтобы смотреть на чужие страдания, если и не на свои собственные…

Адамс вышел из комнаты и минуту спустя возвратился со свертком. Из него он достал череп, который ему удалось доставить в цивилизованный мир, невзирая на все превратности.

Глаза Максины расширились при виде этого предмета, но она не побледнела и спокойно рассматривала череп, в то время как Адамс поворачивал его и показывал ей следы ножа на кости у foramen magnum.

Она протянула палец, прикоснулась к ним и проговорила: «Верю!»

Адамс положил череп на стол; было что-то необычное в этом маленьком, свирепом, отталкивающем черепе. Глядя на него, никто бы не представил себе живой рожицы, осклабленного до ушей рта и живых глазенок того, кому он принадлежал. Одно только в нем печально отзывалось в сердце — его размеры.

— Это череп ребенка, — сказала Максина.

— Да, того ребенка, о котором я вам говорил, — все, что осталось от него.

Он готовился опять завернуть череп, но девушка остановила его.

— Пусть лежит тут, пока вы рассказываете, так все будет для меня реальнее. Я не боюсь его — бедный, бедный крошка! Расскажите мне все, что знаете, расскажите мне худшее. Пожалуйста, пусть я буду для вас не барышней, а просто слушателем.

Он сел в кресло против нее и, облокотившись на колени, стал говорить так, как говорил бы с мужчиной, причем нашлись и те слова, которых он не мог найти, когда пытался высказаться полчаса назад, с пером в руке.

Он рассказал ей о Доме Заложников в Янджали и жалких созданиях, скученных в нем, как скотина, и пожирающих свою скудную пищу; рассказал о М’Бассе и тамошнем Доме Заложников, с железными ошейниками и цепями; о том, что подобные хлева разбросаны по всей обширной стране не сотнями, а тысячами; и бедственном положении людей, принужденных жить в унылых лесах, являясь рабами хозяев, худших, чем тигры, и работы, которой не будет конца, до тех пор, пока будет произрастать каучуковая лоза; открыл ей тот ужасный факт, что убийство ежедневно применяется как земледельческое орудие, что люди подвергаются ампутациям, но не в целях лечения; и что пол и возраст — эти два последних довода природы против бесчеловечности — здесь не имеют голоса; поведал ей всю горькую повесть слез и горя, но всего не мог сказать, ибо она была девушкой, а даже при мужчине было бы трудно говорить о противоестественных преступлениях, тех преступлениях против мужчин, и женщин, и детей, которые заклеймят Бельгию перед судом истории, хотя бы государство Конго завтра же исчезло с лица земли, и сделают ее худшим предметом омерзения, нежели мерзостные города, погруженные в Мертвое море.