– Она попробовала человечьей крови, – сказал Марк после долгого молчания.

Даже в состоянии горя и злости он почувствовал, что Пунгуш не одобряет его намерение, и ему захотелось оправдаться.

– Она не вкусила человечьего мяса, – подал голос Пунгуш.

Марк вспомнил обезображенное тело жены и почувствовал, как снова растет его ярость, приправленная горечью утраты. Но Пунгуш был прав: львица не сожрала ни кусочка изорванного в клочья человечьего тела.

– Послушай, Пунгуш, она была моей женой.

– Да, – кивнул Пунгуш. – Это так. Но там был ее детеныш.

Марк подумал над этими словами, и впервые его охватило сомнение: действительно, насколько он прав в своих намерениях? Львица действовала, повинуясь древнейшему жизненному инстинкту она защищала своего детеныша… а каковы его мотивы?

– Я должен убить ее, Пунгуш, – решительно проговорил он. А у самого внутри зашевелилось нечто скользкое и непотребное; такое с ним происходило впервые, и он попытался убедить себя, что это ему только кажется.

Марион мертва. Ласковая и верная, послушная и преданная долгу Марион, она была воплощением идеальной жены, какую только может пожелать мужчина. Она погибла невыразимо ужасной смертью – и теперь Марк остался один и… но не слишком ли легко и быстро пришло ему в голову слово «свободен»?

Неожиданно перед внутренним взором Марка предстала картина: стройная темноволосая красавица и крепкий голенький мальчуган, в лучах закатного солнца гуляющие у кромки морского прибоя.

Липкое чувство вины шевельнулось у него в груди, развернулось и принялось извиваться, как змея, которую он не в силах был раздавить.

– Она должна умереть, – повторил Марк; наверно, он надеялся, что с этим актом очищения чувство вины умрет.

– Хорошо, – согласился Пунгуш. – Мы настигнем ее завтра еще до полудня.

Он снова лег и натянул накидку на голову; теперь голос его звучал приглушенно, а слова – почти неразборчиво:

– Поспешим навстречу великому запустению.

Львицу они обнаружили рано утром. До нагорья было уже совсем близко, но детенышей совсем разморило, они ослабели от жары и едва тащились за ней. Тогда она нашла акацию с раскидистой кроной, густой и плоской, как зонтик, и разлеглась в тенечке на боку, выставив мягкий живот, покрытый пушистой шерстью молочного цвета, с двойным рядом плоских черных сосков.

Почти все детеныши уже насытились, только двое самых жадных, несмотря на раздутые животы, упорно продолжали сосать, через силу глотая молоко.

Неутомимый охотник за чужими хвостами все свое внимание сейчас сосредоточил на длинном, как плетка, хвосте мамаши с черной кисточкой на конце, отважно бросаясь на нее, а она всякий раз мгновенно выдергивала кисточку прямо из-под носа малыша. Еще трое отчаянно боролись со сном бурными выбросами неуемной и ни на что не направленной энергии, но животы были так туго набиты, а веки так тянуло вниз, что они наконец не выдержали и беспорядочной пушистой кучей опустились на землю.