Писал он быстро, аккуратным, правильным почерком, и на лице его отражалось каждое новое потрясение, которое он испытывал, слушая то, что переносил на бумагу; щеки его были бледны, тонкие губы плотно сжаты.

Каждые несколько минут он останавливался и через всю комнату с недоверчивым изумлением смотрел на Хобдея, тяжело дыша, когда слышал очередное страшное признание Хобдея.

– Записал? – то и дело вопрошал генерал Кортни.

Питер торопливо кивал и продолжал строчить дальше.

Все остальные внимательно слушали. Генерал сгорбившись сидел в кресле возле огня. Глаза его были закрыты, и казалось, что он спит, но вопросы, которые он отчеканивал каждые несколько минут, были ясны и остры, как лезвие шпаги.

Марк стоял за его стулом, спокойный и сосредоточенный; лицо его ничего не выражало, хотя грудь переполняли гнев и ненависть.

Хобдей сидел на диване, наклонившись вперед, и говорил с сильным северным акцентом, глухо и монотонно, без особого энтузиазма описывая ужасы, совершенные Дирком Кортни и им самим.

Он рассказал не только об убийстве Джона Андерса. Убийств, как и прочих грязных делишек, оказалось много, очень много. Подделка государственных документов, подкуп крупных правительственных чиновников, прямое злоупотребление общественным положением… Марк вздрогнул и подался вперед, с ужасом слушая рассказ Хобдея о том, что два раза по приказу Дирка Кортни он пытался убить его, Марка.

В то время Марк не понимал, в чем дело, и не узнавал Хобдея, но теперь эта коренастая фигура связалась в памяти с загадочным и безликим человеком, который охотился за ним той ночью на взгорье, а также с другой фигурой, которую он видел сквозь пелену дождя и морок лихорадки. Рассказывая все это, Хобдей не поднимал головы, а Марк ни о чем не спрашивал. Создавалось впечатление, что, лишь начав выкладывать все начистоту, Хобдей уже не мог остановиться, желая очиститься от всей этой налипшей на него грязи; он словно получал теперь некое извращенное удовольствие, посвящая своих слушателей во все эти ужасы.

Они слушали его с отвращением и со страхом перед размерами всех этих злодеяний. Каждые несколько минут Руфь невольно вскрикивала, и тогда Шон открывал глаза, бросал на нее быстрый взгляд и снова опускал веки, прикрывая глаза ладонью.

Наконец Хобдей добрался до убийства Джона Андерса, и его рассказ до мельчайших подробностей совпал с рассказом Пунгуша. Марку было больно и вместе с тем противно слушать его излияния, но он не мог не задать один вопрос:

– Почему ты заставил его умирать медленно, почему не прикончил сразу?