Положив каждому в тарелку по две вареные картошины, приправленные свежим укропом, дед рассказывает, что "только утром варили" и просит обьяснить подробнее, откуда мы и как здесь оказались.

Услышав каким образом нам удалось их отыскать, он вдруг мрачнеет и строго кричит: "Роберт! А-ну, быстро сюда".

Кажется, теперь понятно, почему мальчик выскользнул из-за стола, когда наш рассказ дошёл до места, где мы увидели на дороге крест.

Очевидно, что это его рук дело. Причём, дело не согласованное со старшими.

– А почему, – тихо спрашивает Таня, – вы его сейчас Робертом назвали, а до этого все время звали Енотом?

– А потому, – мужчина говорит совершенно серьезно, – что вам только кажется, что это мальчик! А на самом деле, это помесь обезьяны с котом! И собакой, – он складывает пальцы перед глазами, изобразив очки и добавляет, – этим енотам сама природа выдала масочки вокруг глаз. Как у бандитов… Хулиган мой Роберт! Вот, почему.

За столом раздаётся дружный смех.

В это время Роберт-Енот заходит на кухню. Очень грустно, шаркая ногами и не поднимая головы, подходит к лавке и усаживается рядом с дедушкой.

– Знаешь, что хочу тебе сказать? – спрашивает хозяин строго.

– Пока не знаю, – покорно отвечает мальчик, по-прежнему чеканя каждое слово.

– Я хочу тебе сказать, что ты у меня большой молодец! И уже совсем взрослый!

Парень недоверчиво поднимает голову, вытирает кулаком проступившие слёзы и, словно маленькая молния, вскакивает, чтобы повиснуть у дедушки на шее.

– Не послушался деда и оказался прав! А дед оказался не прав! Молодец!

Мальчик все-таки расплакался, а дедушка продолжил, обращаясь уже к нам:

– Это он сам придумал. Крест – чтобы вертолёт увидел. Объявления – чтобы те, кто прилетят, поняли, где искать. А я запретил. Я сказал, что ничего не получится. Что нет больше никого, кроме нас.

Варя, глаза у которой тоже на мокром месте, спрашивает через брата, почему мальчик так странно разговаривает. Дед внимательно смотрит на неё и отвечает, что в следующий раз она может обращаться к нему напрямую.

– Не нужно через брата, – добавляет он, – я знаю язык жестов. У меня на нем внук разговаривал. Его лицо на миг мрачнеет, но быстро возвращается обратно, – он не странно разговаривает, он просто учится говорить. Он нерусский. У него другой язык родной. А нашему, я его как могу, обучаю. Стараюсь говорить проще, без сложностей, и тогда он все понимает. Но ведь одно дело понимать, а самому говорить всегда сложнее. Иногда забывается и начинает тараторить по-своему. Ни слова тогда разобрать невозможно.