– В тот же день ее не только выпустили, но с перепугу в поселенки перечислили, – кивнул Михайла. – Свободной Сонька снова стала! Вот тут она и с «Квасной» развернулась, и с домом свиданий… Варнаков наняла, кроме Богданова…

– А с Богдановым почему снова сошлась? Тоже тайна?

– Как раз нет! – рассмеялся Ландсберг. – Он ведь ненормальным был, психопатом! Его вся каторга боялась. Он и взял Соньку под свою защиту. Хотел вместе с ней в Приморье уехать. Не дозволили ему, однако! Богданов ее до самого трапа провожал – наверное, сундучок со «сламом» перехватить хотел! – закончил Ландсберг. – А она, судя по всему, здесь добычу где-то оставила…

Агасфер сделал в голове отметочку. И продолжил «допрос»:

– А почему она вернулась на Сахалин?

– Вернулась, потому что в Приморье была под неустанным присмотром полиции. Тут ей куда как свободнее было! А там жить бы ей пришлось до конца дней за чертой еврейской оседлости, как и всякий иудейке. Это одна причина. Вторая – награбленное-то здесь осталось! – объяснил Михайла. – Вот и вернулась!

– А почему православие приняла – знаете?

– А-а, переход в православие! – Ландсберг бросил быстрый взгляд на Михайлу. – Позвольте мне не отвечать, Берг! По крайней мере, сегодня!

Агасфер крякнул, но ничего не сказал. У него вертелся на языке последний вопрос, но при Михайле задавать его не хотелось. Словно почувствовав это, Михайла, выудив из жилетки огромные часы-луковицу, охнул, сослался на «кучу делов» и стал прощаться.

Воспользовавшись тем, что он пошел благодарить Ольгу Владимировну за кулинарное мастерство, Агасфер тронул Ландсберга за плечо:

– Вы говорите, что Михайла и посейчас вхож в камеры тюрем? И что он пользуется у арестантов авторитетом?

Ландсберг кивнул:

– Сказать, что мой компаньон остался у каторги своим в доску, было бы неправдой. Но к нему прислушиваются и уж, во всяком случае, не обижают. Хотите потолковать с кем-то по ту сторону тюремных стен?

– Вы удивительный человек, Ландсберг! Все понимаете с полуслова!

– И с кем же?

– Собственно, за решеткой, наверное, только один Пазухин. Но для откровенной беседы с другими рекомендация не помешала бы с Богдановым, Шуркой-Гренадершей, Комлевым… Может быть, Михайла подскажет и других собеседников.

Ландсберг пожал плечами:

– Что касается Пазухина – поговорите с моим компаньоном сами: вы с ним теперь лично знакомы! Для разговора с Шуркой и Комлевым, думаю, он не помощник. А Богданов мертв – разве я не упоминал об этом?

– Мертв? То-то мне показалось, что вы говорите о нем словно в прошедшем времени! Но я полагал, что имеется в виду его варнацкое прошлое. И давно он помер? Сам или кто-то помог ему отправиться на тот свет?