– К вечеру постараюсь отпроситься за бельишком. Подводу не отдавай! Если что – договорись с хозяином лошади насчет завтрева…

С тем процессия в сопровождении многочисленных зевак отбыла, а доктор со своим саквояжем всю дорогу распекал надзирателя за дремучесть и недоверие к просвещению вообще и к медицине в частности.

Шурка побежала в лавку за тканью для нового тюфяка и к хозяину подводы – договариваться насчет завтрашнего дня.

Сонька же с наивозможным бережением была доставлена в лазарет. Встречали ее предупрежденный запиской Перлишина доктор Сурминский и диакон Илиодор.

Коротко посовещавшись, доктора решили положить болящую в процедурную: сие помещение все равно не использовалось по прямому назначению из-за отсутствия в лазарете множества медикаментов. Не упоминая о том, что в процедурную до сих пор выносили умерших пациентов, дожидавшихся своей очереди на захоронение, ей было объявлено об этой милости.

Двери в процедурной не было, и без конца мелькающие в коридоре люди, а также заглядывающие к «барыне» зеваки раздражали Соньку. К тому же ночка у нее выдалась тяжелая, и она слабым голосом попросила доктора Перлишина о дополнительной милости: разрешить повесить в дверной проем занавеску. Разрешение было моментально дано, и лазаретный фельдшер, пыхтя, завесил дверной проем старой нечистой простыней.

Хотя простыня довольно часто шевелилась, и в щелке появлялись чьи-то любопытные глаза, ткань давала какое-никакое ощущение изоляции и позволяла аферистке сосредоточиться на вопросе, не дающем ей покоя: что произошло в доме убитого и ограбленного Лейбы Юровского? Почему об этом ограблении до сих пор никто не знает?

Запланированного Сонькой пожара не произошло, это было ясно как день. Но почему тогда Сима Юровская не подняла тревогу? Неужели она с детьми до сих пор не может выбраться из своего заточения в кладовке? И почему никто не обвиняет ее, Соньку, в этом ночном налете – ведь ростовщик ее явно узнал и громко называл ее имя! Как ни беспокоилась насчет всего этого Сонька, усталость и ночное напряжение все же взяли верх, и она забылась тяжелой дремой.

А пост Александровский загудел только к вечеру. О налете сообщили дети ростовщика. Перепуганные и оголодавшие, они выбрались из кладовки и пошли попросить хлебушка у соседей. И сообщили тем, что Полкан во дворе лежит и не шевелится, что папка на полу не просыпается с вечера, а по его лицу бегают крысы и что-то едят в его разбитой голове. Не вылезает из кладовки и запертая там мамка. Она то спит, то плачет. Когда не спит – сосет палец, раскачивается и что-то бормочет. Первопричиной всего этого дети назвали ночной визит двух страшных дяденек, которые привязали папку к стулу, а их с мамкой загнали в кладовку. И еще дяденьки порушили избу, облили все керосином и выломали из пола доску…