– И голос вроде знакомый, – поддержал игру другой «иван» по кличке Костыль. – Вроде как Соньки Золотой Ручки голос-то…
– Померещилось тебе, Костыль! – хохотнул третий. – Сонька – известная «аристократка» и «фармазонша»[107] высшей пробы, а не «мокрушница»!
– Была я Сонькой Золотой Ручкой и помру ею! – прервала их Сонька. – От самых уважаемых людей я эту кличку получила – не вам и лишать меня ее, насмешки надо мною строить!
Не ожидавшие такого отпора, «иваны» переглянулись. Наконец, Московит спросил:
– Так ты хочешь сказать, что «масть»[108] не меняла? А кто тогда Пазухина, Марина, Кинжалова и Кривошея полиции сдал? Кто Митю Червонца в тайге с пулей в голове оставил? С чьего поганого шепота Сему Блоху засекли насмерть?
– Никого я полиции не сдавала! Сами они попались – на часы дешевые у Никитина позарились! Митя Червонец – на мне, не спорю! А что же мне, уважаемые, женщине слабой делать было? Ждать, чтобы он мне головешку лопатой раскроил? Не успела бы стрельнуть – не говорила бы сейчас с вами! И за Сему Блоху я вам не ответчица! Я сожительница ему честная была! Я к Комлеву ходила, поклонилась ему денежкой, чтобы с береженьем бил. Отчего до смерти милого моего засек – с него и спрашивайте!
«Иваны» снова переглянулись: надеясь на свой авторитет, они не могли и представить, что в подобных спорах побеждают не аргументы, а тот, у кого язык лучше подвешен.
– Коли так все – разберемся, Сонька! Ты садись пока с нами, покушай, коли не побрезгуешь!
– Когда это я брезговала хорошей компанией? – Сонька смело уселась на нары, выплеснула остатки чьей-то водки на пол, подставила чашку. – Наливай!
Одним глотком опорожнила, выбрала кусок сала почище, кинула в рот.
Кто-то из «иванов» крякнул:
– Вот это по-нашенски!
– На халяву и уксус сладок! – покачал головой Костыль. – Чужое глотать – хитрость невелика! А сама-то, милая, людей уважить не желаешь? Поделиться, к примеру, «сламом» непомерным?
В камере повисло тяжелое молчание.
– Ну, чего примолкла, красавица? – подал голос «иван», которого все кликали то ли по фамилии, то ли по кличке – Баранов. – «Слам»-то не тобой единой добыт, крови на нем много и нашенской…
– С каких это пор честный вор должен делиться? – Снова пошла в наступление Сонька. – И от кого я это слышу?! От уважаемых на любой каторге людей, или от крыс поднарных? Согласная я: подельщика обмануть, без доли оставить – последнее дело! Но где тут подельщики-то мои? Из них один Пазухин в живых и остался. Так он сам себя доли лишил тем, что на меня фараонов навести пытался. А законы каторжанские что об этом говорят? Лишается тот подельщик доли! Так что никому и ничего я не должна, уважаемые.