Двенадцать солдатских винтовок, что рядом с покойниками у взорванной часовенки так и лежали, дед Михей собрал, почистил, смазал, за неимением оружейного, лампадным маслом, завернул по две-три штуки в куски холстин и по весне под нижний венец жилой избы засунул. Мохом заткнул, землей присыпал – не пропадать же добру! Потихоньку от других посельчан дело хотел сделать – да разве от Еньки востроглазого укроешься! Подглядел малец, в головенке зарубку сделал, спрашивать ничего у деда Михея не стал и молчать решил. Дед-то старый, помрет скоро. А он, Енька, вырастет – может, охотником станет. А может, воевать с кем-нибудь пойдет… Вот винтари и пригодятся!

О захороненных под развалинами взорванной часовни ящиках дед Михей велел молчать до гробовой доски: мало ли кто приедет еще на блокпост? Ничего не видели, ничего не знаем. Поезда стояли долго после Рождества – было дело. Какие-то офицеры бегали, лошадей реквизировали. Часовню вот взорвали… А зачем, для чего? Мы, мол, люди темные, нам не докладывали…

Глава восемнадцатая Новое назначение Василия Блюхера (Москва, 1921 год)

Глава восемнадцатая

Новое назначение Василия Блюхера

(Москва, 1921 год)

Отправление дальневосточного экспресса Москва – Владивосток задерживалось. Дежурный по Северному вокзалу столицы, в отличие от привычных к задержкам пассажиров, явно нервничал. Переминаясь у сигнального колокола, он то поглядывал на огромную луковицу станционных часов, то на висящий рядом с его постом телефонный аппарат. Но телефон молчал, а помощник начальника военных сообщений Красной армии и вовсе огрызнулся, когда дежурный в третий раз попробовал сунуться к нему с вопросом:

– Евдокимов, отвяжись! Вот когда литерный «П-0208» отправим, а я начну рапорты о его передислокации от дежурных по линии принимать, тады и спрашивай: где и почему? Чичас одно могу сказать: должно к энтому составу шестиосник прицепить, а решение по его пассажирам еще не принято. Понял? Вот и стой, охраняй свой колокол, шоб не срезали!

А в это время Василий Блюхер, еще в Одессе получивший телеграмму о новом назначении, мчался в коляске мотоциклета в Совет народных комиссаров, к наркомвоенмору Троцкому. Ему предстояло доложиться о своем прибытии в Москву, утвердить список личного состава наскоро сформированного штаба и получить добро на отбытие к далекому месту будущей службы.

Мандат Фрунзе и два ордена Боевого Красного Знамени на гимнастерке произвели на часовых у СНК впечатление: его пропустили, шепотом предупредив, что товарища Троцкого в Совете нет. И скорее всего, нет его и в Москве.