Мы перестреляли [на учебной университетской ферме] столько коров, сколько смогли. Но пока мы занимались этим, крестьянки стали причитать: зачем убиваете бедных животных, что они вам сделали? Когда начались эти рыдания, мы прекратили убивать, но около восьмидесяти коров, почти четверть, были уже мертвы. Мы хотели перебить всех, но не смогли, потому что женщины нам помешали. Пока мы были там, один парень на лошади поскакал в Айакучо и рассказал там, что произошло. Так что на следующий день обо всем этом сообщали в новостях на радио
I
I
Анализ послевоенных изменений, происходивших в третьем мире, его постепенного раскола и распада, свидетельствует о важном отличии развивающихся стран от стран развитых. Если к началу “холодной войны” развитые страны характеризовала политическая и социальная стабильность, то развивающиеся страны стали всемирным очагом революций – прошлых, настоящих или будущих. Что касается социалистических стран, то скрытые за их непроницаемым фасадом подводные течения сдерживались властью коммунистической партии и угрозой военного вмешательства СССР. С 1950 года (или даты обретения независимости) по сегодняшний день лишь некоторые страны третьего мира сумели избежать революций, или военных путчей с целью подавления, предотвращения или ускорения революций, или каких‐нибудь иных форм вооруженного внутреннего конфликта. Одним из редких исключений на сегодняшний день остается Индия и некоторые (бывшие) колонии под властью престарелых и авторитарных правителей типа доктора Банды в Малави (бывшее британское владение Ньясаленд) или непобедимого (до 1994 года) М. Феликса Уфуэ-Буаньи в Кот-д’Ивуаре. Таким образом, отличительным признаком развивающихся стран следует признать их постоянную социальную и политическую нестабильность.
Нестабильность третьего мира была очевидна и Америке – “стражу” мирового порядка, – которая связывала ее источники с советским режимом. С точки зрения Америки, эта нестабильность как минимум играла на руку СССР в борьбе за мировое господство. И потому почти с самого начала “холодной войны” США боролись с этой угрозой любыми средствами, от экономической помощи третьему миру и идеологической пропаганды до прямого или скрытого военного вмешательства и даже войны, желательно при поддержке дружественной или купленной местной администрации, но можно и без нее. Поэтому страны третьего мира перманентно оставались территорией войны, в то время как развитые капиталистические и социалистические страны вступили в самый продолжительный, начиная с девятнадцатого века, период мира. Приведу цифры, опубликованные еще до распада Советского Союза: в ста или более “крупных войнах, военных действиях и конфликтах” с 1945 по 1983 год, в основном в странах третьего мира, погибло 19 или 20 миллионов человек. В том числе более 9 миллионов – в Восточной Азии; 3,5 миллиона – в Африке; 2,5 миллиона – в Южной Азии; более полумиллиона – на Ближнем Востоке. И это не считая жертв самого кровавого конфликта тех лет – Ирано-иракской войны 1980–1988 годов, которая на тот момент только начиналась. Страны Латинской Америки пострадали несколько меньше (UN World Social Situation, 1985, p. 14). Корейская война (1950–1953), в которой, по различным оценкам, погибло от трех до четырех миллионов человек (это в стране с тридцатимиллионным населением) (Halliday/Cumings, 1988, р. 200–201), и Вьетнамская война (1945–1975) были самыми масштабными конфликтами такого рода, и только в них были открыто задействованы крупные группировки американских войск. В каждой из них погибло около 50 тысяч американцев. Потери со стороны вьетнамцев и других народов Индокитая оценить сложно, однако, по самым скромным подсчетам, погибло не менее двух миллионов человек. Многие “непрямые” антикоммунистические военные конфликты были не менее кровопролитными, особенно в Африке. К примеру, в Мозамбике и Анголе с 1980 по 1988 год в гражданских войнах погибло около полутора миллионов человек (при населении в обеих странах около 23 миллионов), а 12 миллионов остались без крова или страдали от голода (UN Africa, 1989, p. 6).