И все же Гоминьдану не удалось завоевать по‐настоящему массовую популярность среди китайцев. Отказавшись от проекта революционного переустройства общества, который одновременно был проектом модернизации и духовного возрождения, эта партия начала заметно проигрывать коммунистам. Чан Кайши так и не стал еще одним Ататюрком, который был лидером обновленческой, антиимпериалистической, националистической революции, дружил с молодой советской республикой и использовал местных коммунистов в своих целях, после чего отвернулся от них, хотя и не так резко, как китайский руководитель. Подобно Ататюрку, Чан Кайши тоже опирался на вооруженные силы; но его армия была достаточно равнодушна к национальной или революционной идее, ибо набираемым в нее солдатам винтовка и военная форма просто казались лучшим способом выжить во времена междоусобиц. Военачальники Чан Кайши знали – как и Мао Цзэдун, – что в эпоху перемен “винтовка рождает власть”, а вместе с ней – выгоду и богатство. Режим Чан Кайши опирался в основном на городской средний класс и на состоятельных китайцев, живущих за границей; но 90 % граждан Китая проживали в деревне, а городов здесь было не так уж много. Огромной страной управляли (если ею вообще можно было управлять) местная знать и люди, облеченные властью, – от местных военных начальников с их вооруженными отрядами до помещиков и чиновников, оставшихся от имперской системы управления, с которыми Гоминьдан смог договориться. После нападения Японии на Китай гоминьдановцы почти сразу уступили японцам стратегически важные портовые города, на которые, собственно, и опиралась власть Чан Кайши. А в непокоренной части страны его администрация вела себя как коррумпированный военно-помещичий режим, неспособный эффективно противостоять японскому вторжению. Напротив, коммунисты возглавили массовое сопротивление захватчикам на оккупированных территориях. И потому в 1949 году, когда коммунисты пришли к власти, без труда одолев Гоминьдан в короткой гражданской войне, их встретили как законных правителей Китая, истинных наследников императорской власти, воцарившихся после сорока лет “междуцарствия”. Рядовые китайцы благосклонно приняли новый режим еще и потому, что он формировался на основе партии марксистско-ленинского типа, способной создать дисциплинированную общенациональную структуру, которая могла доносить все решения столицы до самой глухой деревни огромной страны. Именно этого люди ждали от настоящей империи. Так что, по‐видимому, главным вкладом ленинского большевизма в дело переустройства мира стала организация, а не идеология.