II
II
Новый курс Дэн Сяопина стал в высшей степени откровенным публичным признанием того, что структура “реального социализма” нуждается в радикальных переменах. Впрочем, к началу 1980‐х стало ясно, что кризис переживают все социалистические страны. Темпы роста советской экономики неуклонно снижались от пятилетки к пятилетке, начиная с 1970 года.
Ухудшились практически все основные экономические показатели: ВВП, промышленное и сельскохозяйственное производство, объем инвестиций, производительность труда, доход на душу населения. Советская экономика если и не регрессировала, то продвигалась вперед чрезвычайно медленно. Доля СССР в международной торговле промышленными товарами, и раньше не особенно высокая, также сокращалась. Если в 1960‐е годы Советский Союз в основном экспортировал промышленное оборудование, транспортные средства, металл и изделия из него, то в 1985 году 53 % советского экспорта составляли энергоносители, т. е. нефть и газ. Напротив, почти 60 % импорта приходилось на машины и оборудование, металлы, продукты промышленного производства (СССР, 1987, р. 15–17, 32–33). Советский Союз становился чем‐то вроде “энергетического придатка” более развитых стран – в основном собственных сателлитов в Восточной Европе, в особенности Чехословакии и Германской Демократической Республики. В СССР у этих стран был неограниченный и нетребовательный рынок сбыта, причем для сохранения такого положения им не нужно было исправлять собственные недостатки[171].
Однако в 1970‐е начали ухудшаться не только экономические показатели социалистических стран. Прекратилось совершенствование и базовых социальных показателей – в частности, продолжительности жизни. Именно это сильнее всего подорвало веру в социализм, поскольку способность этой социальной системы улучшать жизнь простых людей, поддерживая социальную справедливость, лишь косвенно зависела от умения социализма создавать материальные ценности. Замирание ожидаемой средней продолжительности жизни в СССР, Польше и Венгрии на протяжении последних двадцати лет перед падением коммунизма (а в некоторые годы этот показатель даже снижался) стало поводом для серьезного беспокойства, ибо в большинстве других стран, включая Кубу и коммунистические страны Азии, люди жили все дольше и дольше. Если в 1969 году продолжительность жизни в Австрии, Финляндии и Польше была одинаковой и составляла в среднем 70,1 года, то в 1989 году поляки жили на четыре года меньше, чем австрийцы и финны. В такой ситуации демографы пытались говорить об оздоровлении нации, но, к сожалению, причиной этого “оздоровления” являлась лишь смерть людей, которые в капиталистических странах могли бы выжить (Riley, 1991). Подобные тенденции с тревогой отмечали сторонники реформ в СССР и других социалистических странах (World Bank Atlas, 1990, p. 6–9; World Tables, 1991, passim).