Но, прежде чем об этом говорить, нам следует определиться. А если выразить мысль более точно, то даже не определиться, а уверовать в то, о чём писал Феликс Юсупов-младший, рассказывая о своей отчаянной борьбе с Распутиным, который, «будучи застрелен», вдруг ожил и даже «сорвал погон». Так вот, в зависимости от степени этого самого уверования когорта наших с вами читателей-единомышленников разделится как минимум на две части, причём не факт, что равные. Впрочем, не в этом суть.

Ибо истина в другом. С такими тяжёлыми ранениями, какие позже у «старца» обнаружит патологоанатом, человек, истекая кровью, во-первых, вряд ли бы, оставшись при этом в живых, продержался так долго; а во-вторых, Распутин, будучи тяжело ранен в живот, если и мог выбежать во двор, то, скорее всего, в некой стрессовой горячке, причём – сразу после выстрела. Следовательно, без всяких «падений» и долгих «лежаний». Именно тогда-то вслед за ним и кинулись все остальные, цель которых заключалась в одном-единственном: добить.

Остаётся открытым вопрос: как долго Григорий Распутин пролежал в подвале, будучи раненным?

Юсупов:

«Мы с Пуришкевичем остались на Мойке. Пока ждали своих, говорили о будущем России, навсегда избавленной от злого ее гения… За разговором появилось вдруг во мне смутное беспокойство. Неодолимая сила повела меня в подвал к мертвецу. Распутин лежал там же, где мы положили его. Я пощупал пульс. Нет, ничего. Мертв, мертвей некуда. Не знаю, с чего вдруг я схватил труп за руки и рванул на себя. Он завалился на бок и снова рухнул…» Пуришкевич: «…Перед диваном, в части комнаты в гостиной, на шкуре белого медведя лежал умирающий Григорий Распутин, а над ним, держа револьвер в правой руке, заложенной за спину, совершенно спокойным, стоял Юсупов, с чувством непередаваемой гадливости вглядываясь в лицо им убитого «старца»… Дмитрий Павлович взял убитого за плечи, я поднял его за ноги, и мы бережно уложили его на пол ногами к уличным окнам и головою к лестнице, через которую вошли… Молча окружили мы затем труп убитого, которого я сейчас увидел в первый раз в жизни… Сейчас я стоял над этим трупом, и меня волновали самые разнообразные и глубокие чувства… Он не был еще мертв: он дышал, он агонизировал… Не знаю, сколько времени простоял я здесь; в конце концов раздался голос Юсупова: «Ну-с, господа, идемте наверх, нужно кончать начатое». Мы вышли из столовой, погасив в ней электричество и притворив слегка двери… Был уже четвертый час ночи, и приходилось спешить…»