Так вот, с проникающей раной живота бежать, оказывается, можно, если…

* * *

Итак, ходить, бежать (и даже прыгать!) с проникающей раной живота можно, если… не чувствовать боли.

Оба мифа – об «отравлении» и последующем «чудесном воскрешении» – тесно взаимосвязаны.

Историческое исследование – всегда из разряда non fiction. Поэтому самая большая опасность при написании работ данного жанра – не скатиться в fiction, то есть в фантастику, пусть и научную. Ибо факты – суть и опора любого серьёзного автора, не склонного к фантазийным измышлениям.

Тем не менее всё, с чем тебе, мой терпеливый читатель, придётся ознакомиться ниже, поневоле заставит задуматься: уж не перепутал ли автор книжные жанры? Действительно, дабы не прослыть большим выдумщиком, гораздо проще было бы согласиться с британцами, заявлявшими, что незадолго до своей смерти доктор Лазоверт, выполняя клятву Гиппократа, вместо яда подсыпал Распутину некий безвредный порошок. Но факты, изложенные «мемуаристами», говорят сами за себя. Хотя и перевирались участниками событий столь откровенно и часто, что, уж извините, приходится ходить по лезвию бритвы, стараясь отделить зёрна от плевёл, которые наши «летописцы» намешали вагон и маленькую тележку…

Отравление Распутина и его «чудесное воскрешение» однозначно вызывают сомнения. И в этой связи из двух десятков «самых сенсационных» версий случившегося хотел бы на суд читателей предложить единственную – зато какую! Признаюсь, она мне очень нравится. И знаете – почему? Потому что из разряда non fiction.

«Старца» могли нашпиговать «слоновьими» дозами – нет, не аспирина и даже не лимонной кислоты, которую приписывали адвокату Маклакову. Вообще, информация о том, что Маклаков передавал цианистый калий Феликсу Юсупову через некоего студента, крайне сомнительна. Как сомнительно и признание адвоката, заявившего, будто он вместо цианида передал князю лимонную кислоту (об этом заявлял Пуришкевич). Все эти признания и заявления – всего лишь неправдоподобные слухи. Хотя бы потому, что Василий Маклаков в 1923 году в предисловии к парижскому изданию «Дневника» Пуришкевича (см. Приложение № 1) высказался вполне официально, чёрным по белому расставив точки над «i»: как, когда и почему. В своём предисловии Маклаков, по сути, от всего открестился. Поэтому вряд ли ему после своего публичного разъяснения в будущем пришло в голову что-либо разъяснять дополнительно.

Прочность самой крепкой цепи зависит от надёжности её наиболее слабого звена. Этим слабым звеном в связке заговорщиков явился тот, который, казалось бы, должен был проявить наибольшее хладнокровие: Станислав Лазоверт. Этот человек в данной истории мог сыграть совсем не ту роль, которая на него была возложена сообщниками, так как изначально вряд ли являлся невинной овечкой.