После доклада Антонова слово взяли главы государств. Сталин начал беседу, отметив, что сейчас Красная армия по численности вдвое превосходит немцев: 180 советских дивизий против 80 немецких. Затем он спросил Черчилля о ситуации на Западе. Премьер сказал, что ни в Италии, ни во Франции англо-американские силы не имеют большого преимущества.

Тут Маршалл перебил его цифрами. По его словам, на западе у Германии было семьдесят девять дивизий, у англо-американцев – семьдесят восемь, на одну меньше. Черчилль отметил, что западные союзники обладали подавляющим превосходством в танках, самолетах, горючем, запчастях и других материальных средствах. Спустя четыре года войны все еще ощущались последствия решения об ограничении в девяносто дивизий. Сталин спросил Черчилля, чего они с Рузвельтом от него хотят. «Вкратце, – ответил Черчилль, – мы хотели бы, чтобы вы продолжали наступление». Сталин сказал, что считает своим «моральным долгом» выполнить эту просьбу. Если позволит погода, советское наступление продлится до марта. Позже в тот вечер, на званом ужине, Сталин был менее любезен. Он отказался произнести тост за здоровье британского короля и возразил, когда Рузвельт назвал его Дядей Джо. Однако буря быстро улеглась. Красная армия могла иметь больше дивизий, чем ее западные союзники, но она использовала американские автомобили и грузовики и во многом зависела от британского материального обеспечения. Вечер продолжался, алкоголь растекался по венам, и перед гостями снова появился добродушный Дядя Джо, который выпил за «храбрость Черчилля… и его готовность поддержать Россию в мрачные первые дни операции „Барбаросса“». Затем разговор перешел на малые страны и их место в новом мире, который создавала «Большая тройка». Рузвельт согласился со Сталиным в том, что такие страны, как Норвегия и Голландия, не имеют права выносить суждения о политике великих держав.

Черчилль высказал более тонкую мысль. «Орел позволяет птичкам петь, – сказал он, – и не заботится о том, почему они поют».

На следующий день, 5 февраля, Рузвельт, Сталин и Черчилль обсуждали судьбу Германии, пока за окном лил дождь. Были затронуты следующие вопросы: следует ли разделить Германию? И если да, то как? Нужно ли союзникам оглашать свои послевоенные планы в отношении Германии сейчас или подождать до капитуляции? Также обсуждался неудобный вопрос, от кого союзники должны принять капитуляцию Германии. Очевидно, о переговорах с Гитлером, Гиммлером или Геббельсом не могло быть и речи, а найти подходящую замену было непросто. В той или иной форме многие высокопоставленные немецкие офицеры были замешаны в военных преступлениях, особенно служившие на Восточном фронте. Также не был решен вопрос о статусе Франции. Следует ли позволить ей восстановить свою великую мощь или оставить в статусе второстепенной страны?