Последним вопросом повестки дня были репарации. Британия и Соединенные Штаты согласились отказаться от них, но Советский Союз – с разрушенными городами и деревнями и двадцатью миллионами погибших – действительно нуждался в репарациях и был готов изложить свои доводы западным союзникам. Сталин выбрал для этого Ивана Майского, сообразительного экс-посла СССР в Великобритании. Майский начал с того, что Советский Союз хотел получить два вида репараций. Первый – это товары и готовая продукция (станки, подвижной состав и тому подобное). «Германии нужно разрешить сохранить только 20 % нынешней тяжелой промышленности», – сказал Майский. Этого достаточно, чтобы удовлетворить ее реальные экономические потребности. Затем, переходя ко второй форме репараций, Майский сказал, что Россия требует выплаты 10 миллиардов долларов в течение десяти лет.

Черчилля потрясла такая сумма. По его словам, если бы британская экономика могла получить существенную выгоду от репараций, то Британия встала бы в очередь за Россией. Но после Первой мировой войны Америка и Великобритания ссужали Германии большие суммы денег, и долг так и не был возвращен. «Обжегшись на молоке, дуют и на воду, – сказал Черчилль. Затем он высказал Майскому такую гипотезу: – Что, если Германия окажется на грани голодной смерти? Будем ли мы наблюдать со стороны и говорить, что она заслужила это? Или мы намерены обеспечивать людей достаточным количеством еды?»

«Москва уже решила эту проблему», – ответил Майский. После войны немецкому народу будет разрешен «среднеевропейский уровень жизни», который он назвал скромным, но «приличным». В тот вечер Черчилль стоял у окна на своей вилле, глядя в черное небо. Затем он повернулся к своей дочери Саре и сказал: «Не думаю, что когда-либо в истории агония мира была столь сильна и всеобъемлюща. Сегодня под садящимся солнцем в этом мире больше страданий, чем когда-либо».

Днем 6 февраля Рузвельт обедал с Черчиллем и Алексом Кадоганом. В письме к жене в тот вечер Кадоган написал, что завтрак прошел весело, но он был удивлен тем, насколько постарел Рузвельт. Во время последовавшей за этим встречи «Большая тройка» обсудила широкий круг вопросов: ООН, права малых стран, новую модель немецкой подводной лодки – и снова Францию. Но главной темой была Польша. Обеспокоенный общественным мнением среди американских поляков, Рузвельт предложил немного подправить линию Керзона, чтобы дать полякам больше пространства на юге страны.

Он также предложил разрешить полякам оставить себе некоторые нефтеносные районы страны в качестве компенсации за потерю Кенигсберга, крупного восточно-прусского порта, который в межвоенные годы находился под контролем Польши, а сейчас был передан СССР. Черчилль поддержал предложение Рузвельта. «Если Россия пойдет на территориальные уступки, предложенные президентом, мы будем одновременно восхищаться и приветствовать действия Советского Союза», – сказал он. Недовольный направлением разговора, Сталин взял тайм-аут. После десятиминутного перерыва он собрался с мыслями и вернулся к обсуждению – с холодным взглядом, жесткий и слегка угрожающий. Линия Керзона, напомнил он западным гостям, была создана не русскими, а англичанином лордом Керзоном и французом Жоржем Клемансо. Как он сможет вернуться в Москву и смотреть людям в глаза, если требования СССР были отклонены? Люди скажут, что Керзон и Клемансо лучше заботились об интересах России, чем Сталин и Молотов.