Фиаско потерпели полное, не получив ничего. Зря только пиджаки испортили. Не понравилась вождю эта опера. А ведь ставил ее тот же Самуил Абрамович Самосуд еще в Ленинграде, разразившись статьей «Опера, которая делает эпоху». А как превозносили ее критики, приравнивая «Леди Макбет» к «Кармен» и «Пиковой даме»! В общем, наделали эпоху себе во вред. Оперу хвалили до тех пор, пока ее не лицезрел Сталин. Из двух новых советских опер, которыми следовало восторгаться и ставить повсюду, он выбрал одну для порки, а другую для награждения. Опера Шостаковича была названа в правдинской статье от января 1936 года «Сумбур вместо музыки» «антинародной» и «формалистической». Статья попортила композитору немало крови, дав повод некоторым его биографам говорить о начале тяжелой болезни, обрекшей его на моральные и физические мучения в течение всей последующей жизни. Он чувствовал на себе словно незримое клеймо, несмотря на полученные ордена и премии. Газетную вырезку со статьей Шостакович носил в кармане до конца своих дней[66].

В итоге Шостаковичу перекрыли кислород, запретив и оперу, и балет. А вот братьям Дзержинским, наоборот, поручили поставить следующую оперу по Шолохову — «Поднятая целина». А композитора Ивана Дзержинского наградили еще и орденом Ленина в 1939 году. Кстати, о его композиторском уровне свидетельствует такой эпизод. Ужинал как-то в апреле 1937 года в ресторане Дома актера Михаил Булгаков, подсел к нему Дзержинский и хвастал тем, что никогда в жизни не слышал «Аиды» и не пойдет: «Убежден, что дрянь». И такой человек взялся создавать советскую оперную классику!

О том, как в Большом театре поднимали целину, сохранилось любопытное свидетельство охранника Сталина Алексея Рыбина. Вождь, по обыкновению, посчитал необходимым внести в либретто поправки, обратив внимание на слова Нагульнова с партбилетом: «Как же без меня обойдется мировая революция?» Сталин сказал: «Мировая революция совершится независимо от Нагульнова. Наоборот, Нагульнов без мировой революции не обойдется». После премьеры он спросил Ивана Дзержинского: «Как вы относитесь к классике?» — «Критически!» — «Вот что, товарищ Дзержинский, рекомендую вам закупить все партитуры композиторов-классиков, спать на них, одеваться ими и учиться у них!» А Самуила Самосуда напутствовал: «Большой театр — это святая сцена классического искусства, а не сцена портянок и навоза!» Трудно возразить Иосифу Виссарионовичу.

После «Поднятой целины» Иван Дзержинский (видимо, одевшись в партитуры классиков) надолго замолчит, и лишь очередное проявление кампанейщины в процессе поиска новых советских опер заставит вспомнить о нем сотрудников отдела науки и культуры ЦК КПСС в мае 1953 года: «Министерство культуры СССР и Союз композиторов много лет равнодушно взирают на заметное угасание таланта композитора, находящегося в неблагоприятных семейно-бытовых условиях (отрицательные влияния жены, увлечение спиртными напитками). Создав в свое время оперу “Тихий Дон”, ставшую исторической вехой в развитии советского оперного искусства, Дзержинский с тех пор не написал ничего выдающегося и достойного внимания».