Светлый фон

Бондаренко выгнали, назначили Солодовникова. Но если прежний директор слыл либералом, не встревая в детали, не указывая, кому что танцевать, солировать, петь, и «человек был мягкий, доступный, незлобивый», то новый «взялся за эту работу оголтело, засучив рукава, в балете он стал контролировать состав каждой тройки, шестерки, а уж балетные партии Лавровский не смел определять один, без директора». А вот и портрет директора. «Невзрачный, сутулый, в больших очках, в вечно жеваном костюме с оттопыренными карманами, всегда в белой рубашке, всегда при галстуке. Можно запечатлевать для вечности на любую доску передовиков производства. И еще портфель, с которым он никогда не расставался», — пишет Майя Плисецкая.

А еще «он имел обыкновение, сидя за столом, оттопыривать нижнюю губу и, не глядя на человека, говорить медленно и размеренно», — вспоминал Кирилл Кондрашин, в отличие от Плисецкой находившийся от нового директора в восторге: «Театровед, умница и великолепный директор. Думаю, что лучшего директора я в своей жизни не видел, потому что он был человеком высочайшей культуры, обладал очень хорошим чутьем и умением дипломатически налаживать все дела». С Солодовниковым в театр вернулся и Николай Голованов, хорошо известный труппе. По иронии судьбы новый директор был однофамильцем антрепренера Гаврилы Солодовникова, державшего до 1917 года частный театр на Большой Дмитровке, в котором работал филиал Большого театра. Именно с работой частного Солодовниковского театра и сравнивали Большой театр, не в пользу последнего.

Об отношениях в коллективе в этот период говорит такой факт. В январе 1949 года Юрий Файер по-соседски пригласил на свой день рождения Майю Плисецкую. На домашнем празднике были все свои — Николай Голованов, Антонина Нежданова, Сергей Лемешев, Екатерина Гельцер и еще почему-то авиаконструктор Александр Яковлев (видимо, как сосед по даче). Пили водку, закусывали крабами и черной икрой (в те годы они свободно продавались в магазинах). Вдруг приходит припоздавший Александр Солодовников. Увидев Плисецкую, он приходит в замешательство — а она здесь на каком основании? И тогда мелочный Файер нашелся: «Да это соседка!» Оскорбленная «соседка» немедля покинула торжество.

В это же время весьма активно в театре работают Борис Покровский и Кирилл Кондрашин. Им поручают постановку новой советской оперы — «От всего сердца» украинского композитора Германа Жуковского про счастливую послевоенную колхозную жизнь. Подготовка спектакля проходит по привычной схеме: вслед за выходом постановления правительства о развитии в сельском хозяйстве силосования как метода сохранения кормов крупного рогатого скота в либретто сразу внесли изменения, упоминающие это самое передовое силосование. То есть опера призвана была еще и пропагандировать передовые методы ведения колхозного хозяйства, что, согласитесь, в еще большей степени усиливало ее идейно-политическое значение.