Много крови испортила опера «Великая дружба» труппе Большого. Сердечные приступы дирижеров, сорванные и пропавшие от нервного перенапряжения голоса певцов (а пели, надо сказать, хорошо — Георгий Нэлепп, Павел Лисициан, Максим Михайлов). Бориса Покровского, правда, не тронули. Единственное, чего не жалко, так это самой оперы, изменения в музыку и либретто которой вносились Мурадели чуть ли не тут же, в зале. Сняли с должности председателя Комитета по делам искусств Михаила Храпченко и, конечно, директора театра Федора Бондаренко. Когда Сталин увидел докладную министра финансов Арсения Зверева о расходах на постановку оперы, надо полагать, у него глаза на лоб полезли. Дружба была великой, но и денег на нее было израсходовано немерено — более одного миллиона рублей! И это только на одну оперу! Наибольшая доля затрат относилась на финансирование мастерских и пошив костюмов — более полумиллиона рублей, но выплаченные гонорары также поражали воображение. Федоровский за свои художества получил 24 тысячи рублей (полтора автомобиля «победа»), либреттистам заплатили почти такую же сумму, Мелик-Пашаеву — десять тысяч рублей (автомобиль «москвич») и т. д.
А каков оказался Мурадели, заключивший договоры на постановку чуть ли не со всеми оперными театрами Советского Союза! От одного только Большого театра он получил 67 тысяч рублей, а от семнадцати оперных театров страны — 171 тысячу рублей. И это при средней зарплате рабочих в 400 рублей (колхозники получали трудодни) и в условиях послевоенного голода в сельской местности в ряде республик СССР. Став чуть ли не миллионером, Мурадели мог бы обклеить деньгами дорогу от Большого театра до сталинской высотки на Котельнической набережной, где он имел комфортабельную квартиру. А народная молва списала все убытки на бывшего председателя Храпченко, которого, якобы по указанию Сталина, обязали выплатить все расходы на постановку оперы. Мурадели же засел за новую песню, о Лаврентии Берии.
650 тысяч на оперу «Садко», 670 тысяч на балет «Медный всадник», полмиллиона на «Аиду» — таковы были расходы казны на новые постановки Большого в 1949 году. И это не считая «Фауста» с «Мазепой» и всяких там «Мирандолин» с «Коппелией». Денег на главный театр не считали никогда. Даже несмотря на сокращение штатов театра на 10–15 процентов (в 1940 году числилось 2158 человек, в 1949-м — 1897), расходы оставались огромными. Как справедливо отмечает музыковед Екатерина Власова, попытки призвать театр к экономии носили лишь косметический характер по причине особого положения Большого в глазах руководства страны и лично Сталина.