Вот с какими — дорогими для себя — людьми теперь пил чай режиссер Большого театра, обсуждая будущую постановку «Садко». Антонина Васильевна озаботилась четвертой картиной в опере, поделившись своими сомнениями: надо ли показывать советским людям гарем Веденецкого гостя, который он привез с собой в Новгород? Покровский парировал: «Антонина Васильевна, лучше привозить своих, чем…» Антонина Васильевна не без кокетства замахала на меня руками: «Поняла, поняла, поняла!» Николай Семенович же высказался в своем безапелляционном тоне: «А почему, собственно говоря, купец из Венеции не может привезти с собой “бардак”? Бывало на Нижегородской ярмарке…» О том, каких именно женщин видел на ярмарке, Голованов предпочел не уточнять.

Нежданова хорошо относилась к молодому режиссеру Покровскому, как-то сидела с ним в директорской ложе. «“У нее замечательный голос, — говорит она о певице во время сцены письма из «Евгения Онегина», — жаль, что чувствуется грузинский акцент!” В это время и я начинаю думать, что у певицы грузинский акцент, хотя точно знаю, что грузинская фамилия у нее по мужу, а в девичестве она Сковородкина. “Она замечательно поет, — сказала Нежданова о другой певице, — и такая молоденькая, прямо девочка, но разве можно петь арию Джильды без свечи? Мы всегда пели со свечой!” Мне тут же представлялась влюбленная девушка со свечкой и казалось, что это прелестно».

Своеобразным протестом совдеповским устоям было и то, что Голованов и Нежданова официально расписаны не были. «Самый несчастный день в моей жизни: в 4.48 утра скончалась великая русская артистка, гордость и слава нашего искусства» — так записал Голованов 26 июня 1950 года. Попытка Голованова уже после смерти юридически подтвердить брак ни к чему не привела — в 1953 году представитель Мосгорфинуправления заявил на суде, что «иск Голованова о признании его мужем Неждановой не подлежит удовлетворению за недоказанностью брачных отношений». А следовательно, возникают сомнения и о праве Голованова наследовать имущество певицы. Правда, любимую ее собачку Садко у Николая Семеновича никто отнять не мог. Собачка умерла в 1953 году, за месяц до ухода из жизни дирижера.

Но дело все же не в разнице в возрасте. Нежданова уже сама по себе представляла музейный экспонат, являясь яркой представительницей шаляпинского поколения певцов Большого театра. Ее можно было показывать в витрине — в этом и есть смысл выражения «живая легенда». Когда Голованов еще только учился в Московском синодальном училище на регента, Нежданова дебютировала в труппе Большого театра. В 1900 году в 27 лет она выступила в роли Джильды, согласившись на самый маленький оклад — 1200 рублей в год. Выдвинув молодую Нежданову, Теляковский обидел тогдашнюю приму Габриэль Кристман, получавшую десять тысяч рублей, вынудив ее покинуть театр. Нежданова могла бы петь и в Мариинке — но в Санкт-Петербургскую консерваторию ее не приняли (голосом не вышла!), а в Москве ее прослушал сам Умберто Мазетти, обучив ее премудростям «итальянской культуры пения». Она стала первой певицей — обладательницей малой золотой медали Московской консерватории.