Максим Дормидонтович Михайлов переносил болезнь чрезвычайно тяжело: «Он сам себя колол. Говорил Петрову: “Если где нельзя раздеться, я прямо через штанину хлоп!..” Потом ему ампутировали ногу. Он жил в соседнем подъезде, и я его навещал. Уходил я домой подавленным. “Ваня, — сетовал Максим Дормидонтович, — посмотри, что со мной сделала судьба. Лет пять назад я плюнул бы в лицо тому, кто мне сказал бы, что со мной будет такое”. Он почти совсем ослеп, вторая нога уже не двигалась…» С мучительной смертью Михайлова в 1971 году (он умер от гангрены; по благословению патриарха Пимена певца хоронили в облачении протодьякона) вокальная династия не прервалась — его сын и внук тоже пели в Большом театре…

Жители домов Большого театра, сосредоточенных в самом центре столицы, могли встретить друг друга не только во дворе, на улице, у гаража своей новой «Волги», но и в окрестных магазинах, ресторанах (в том же «Арагви» или Доме актера), в кафе гостиницы «Националь», повара которого готовили фирменный яблочный пирог-пай, а также чудесные эклеры и вкуснейшие слоеные пирожные — все это можно было заказать навынос. А еще здоровались у Елисеева (старые москвичи говорили именно так: пойду к Елисееву, а не в Елисеевский). Вспомним, что Максим Михайлов однажды прикупил китайских консервов именно в этом магазине, любимом им еще с тех времен, когда он пел в храмах. А в послевоенную эпоху в Елисеевском к услугам народных и заслуженных артистов был предоставлен «стол заказов», где можно было получить по предоставленному списку вкусные дефицитные продукты. Для простого советского зрителя заказ, полученный к празднику Первомая, состоял из гречки, батона колбасы варено- или сырокопченой, пачки масла сливочного, венгерского цыпленка-бройлера, банки импортного зеленого горошка или маринованных огурцов и помидоров, сгущенки, банки шпрот, тушенки, растворимого кофе (в круглой коричневой банке — потом очень подходила для гвоздей), пачки индийского чая со слоном, иногда давали и баночку красной, реже черной икры. А для артистов Большого театра сей ассортимент был ежедневным и дополнялся балыком, крабами, ветчиной, анчоусами, финским сервелатом и импортной выпивкой.

Наиболее известные артисты из «Лебединого озера» и «Евгения Онегина» имели доступ в кабинет директора гастронома № 1, когда его занял «отличник советской торговли» Юрий Соколов. Знакомством с ним гордились даже лауреаты Ленинской премии, ибо поддержка приятельских (а лучше — дружеских) отношений с работниками сферы торговли и услуг была основным условием доступа к дефициту и блату. Уважали Соколова более, чем своего, родного директора театра. Можно даже поспорить на тему, кто из них обретал большее счастье от такого знакомства: сам Соколов или тот или иной народный любимец. Вот почему директора центральных магазинов Москвы, всех этих ГУМов-ЦУМов, не испытывали нужды в друзьях-артистах, готовых достать билеты на популярные оперы-балеты. Приемная директора на улице Горького, бывшего Елисеевского, с утра до ночи была полна узнаваемыми в лицо посетителями, жаждавшими оторвать для себя самые свежие и редкие продукты «прямо с базы», которыми Соколов торговал из-под прилавка или «из-под полы» — то есть не пуская их в свободную продажу, а придерживая для нужных людей. Унижение артистов перед так называемыми торгашами, мясниками, работниками автосервиса — это отдельная тема для разговора.