Одно из редко используемых свидетельств — это дневник полковника Китаева, адъютанта Ворошилова. Четко и по-военному он зафиксировал, когда и в каком составе собирались чиновники, поэты и композиторы, с какой целью. 17 июля 1943 года Китаев отметил: «В Большом театре тт. Ворошилов К. Е. и Щербаков А. С. совместно с т. Храпченко, поэтами и композиторами, а также приглашенными тт. Барсовой, Рейзен, Козловским, Самосудом и др., прослушали в хоровом и оркестровом исполнении восемь вариантов гимна, написанных еще в 1942 г.: Александрова на тексты О. Колычева и В. Лебедева-Кумача, Соловьева-Седого на текст Гусева, Дзержинского на текст Гусева, Белого на текст Френкеля, Блантера на текст Долматовского, Кручинина на текст Голодного, Чернецкого на текст Лебедева-Кумача. После обсуждения прослушанных вариантов все присутствующие признали их неудовлетворительными».

Примечательно участие в конкурсе Лебедева-Кумача, уже излечившегося в психиатрической больнице от тяжелого нервного срыва, случившегося с ним осенью 1941 года прямо на Казанском вокзале. Автор популярных в народе песен «Широка страна моя родная», «Священная война», «Легко на сердце от песни веселой…», «Веселый ветер», «Сердце, тебе не хочется покоя» и других хитов сталинской эпохи к началу войны обрел все, чего только мог достичь «выдающийся советский поэт»: кучу орденов, Сталинскую премию, отдельную квартиру на улице Горького, статус депутата Верховного Совета и т. д. и т. п. В своих стихах он прославлял любимого Сталина:

Именно такими «песнями» и создавался культ личности Сталина. Художественный уровень процитированных строк заставляет задуматься о наличии таланта у их автора. Как рассказывал Александр Фадеев, глава Союза советских писателей, 16 октября 1941 года Лебедев-Кумач «привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался». А вместо криков «Спасибо товарищу Сталину!» он принялся поносить вождя последними словами. Поэт-песенник швырнул в портрет вождя свои ордена со словами: «Что же ты Москву сдаешь, сволочь усатая?!» Его немедля арестовали и отправили в Казань, в знаменитую своим жесточайшим тюремным режимом психиатрическую больницу НКВД[127].

Но для Лебедева-Кумача все закончилось не так плохо: его могли обвинить в предательстве, шпионаже и вражеской пропаганде (обвинения, привычные для военного времени), а всего лишь объявили умалишенным. Вероятно, Сталин сделал любимому поэту скидку — в те суровые дни не то что поэты, а даже работники московских райкомов партии жгли свои партбилеты, над городом стоял дым от горящих архивов и документов. С другой стороны — а можно ли назвать вменяемым человека, прославляющего Сталина в то самое время, когда множество людей оказались за решеткой по надуманным обвинениям и оговорам? Не исключено, что лечение ему было необходимо еще давно. В психушке Лебедева-Кумача подлечили, и в марте 1942 года его семья вернулась в Москву. И он вновь стал писать стихи о Сталине и даже принял участие в конкурсе на новый гимн. И все же случай на вокзале, можно сказать, сломал поэта и его судьбу. Дело не в том, что он сказал о Сталине то, что думали про него все остальные. Наверху были прекрасно осведомлены об антисоветских разговорах советских поэтов и композиторов, но других у Сталина не было.