Серость — это нормальная и профессиональная (из уст солиста Большого театра) оценка для мелодий, представленных на конкурс, развивавшийся в правильном направлении: чтобы все было просто и понятно тугоухому Ворошилову. А победить должен был наиболее посредственный вариант гимна. Что же касается желания встать под гимн, то оно проявилось бы само собой, как только в тексте прозвучала бы фамилия вождя. Но ведь когда-то все это должно было закончиться: уже и Паулюса в Сталинграде окружили, а гимна-то все нет! Сколько же можно! Так что, утвердив верноподданнический текст Михалкова и Урекляна, Сталин сильно облегчил дальнейшую работу композиторам, незамедлительно откликнувшимся на новое указание. Да и не откликнуться было нельзя, даже опасно.

Наступило 26 октября 1943 года. В девять часов вечера состоялось очередное прослушивание музыки в Бетховенском зале. На сцене — Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной армии под управлением А. В. Александрова. И началось хоровое исполнение государственных гимнов. Закончился своеобразный концерт за полночь. Но и он оказался не последним. «По окончании прослушивания тов. Сталин И. В. указал, что хоровое исполнение не дает возможности исчерпывающе оценить музыкальные особенности того или иного предлагаемого варианта. Поэтому тов. Сталин И. В. указал на необходимость прослушивать отбираемые на второй тур варианты музыки не только в хоровом исполнении, но и в исполнении симфонического оркестра. Предложение тов. Сталина встретило горячую поддержку со стороны композиторов», — записал адъютант Китаев.

Вскоре должно было последовать продолжение, поскольку главному зрителю правительственной ложи будущий советский гимн показался каким-то куцым. Не было там ничего про Красную армию. Сталин позвонил Михалкову и попросил дописать еще один куплет. Два дня сидели авторы за столом и, наконец, сочинили. Но и этот вариант не стал окончательным. Поэты никак не могли сочинить то, что нужно было товарищу Сталину. Последние слова гимна дописывались авторами уже в Кремле, в специально выделенном им для этого кабинете. Рядом с кабинетом маршала, который при этом присутствовал. Однажды, когда работа уже подходила к концу, Ворошилова особенно рассмешила не вполне удачно построенная фраза гимна: «Фашистские полчища мы побеждали. / Мы били, мы бьем их и будем их бить». Оказывается, «мы бьем их» при чтении слышится как «еб… их». Ворошилов долго смеялся. Авторов позвали в кабинет Сталина, в присутствии которого и при горячем участии его соратников мозговой штурм продолжился. Размышляя над одной из строк, вождь обратился к ним: