– А ты этого ханурика успокоил?

– Да.

– Хорошо, иди. Буду ждать звонка.

Кирилл так спешил, что даже пальто одевать не стал – вышел с ним в руках. Дверь закрыла Юлька. Потом она подошла к окну и понаблюдала, как майор Бровкин садится в «Опель» и уезжает. Птиц уж слетелось десятка два. Они щебетали, требуя ещё хлеба. Но хлеб закончился. Градусник, прибитый к оконной раме, показывал минус три. Стуча по стеклу ногтями, Юлька растерянно провожала взглядом людей, идущих по тротуару. Они спешили. Все. За годы скитаний Юлька привыкла с некоторым сарказмом смотреть на тех, кому ещё было куда спешить. Однако, сейчас она их не видела. Как голодная кошка, ночь просидевшая у мышиной норки, и, наконец, дождавшаяся её хозяйки, она гналась за какой-то мыслью, шнырявшей по закоулкам сознания. «Рыженькая, хорошенькая! Ей холодно! Идиот! Куска колбасы ему жалко, что ли?»

– Совсем упился! – выла блондинка, перебивая Маринку, которая говорила, что их обоих надо сдать в дурку, – к собаке приревновал! К собаке! К девочке! Это что такое? Придурок конченый! Завтра он меня к тараканам будет ревновать, что ли?

– Оба вы хороши, – твердила Маринка, – вот объясни, зачем ты с ним пьёшь?

Юлька ураганом влетела в комнату.

– Где собака?

Бело-розово-синий источник рёва, катавшийся по дивану, смолк, перестал кататься и очумело уставился на неё. Маринка вздохнула.

– Это не та собака!

– Где она, спрашиваю?

– Я возле подъезда её увидела, из окна, – пискнула Тамарка, – она дрожала вся, бедная! Я взяла кусок колбасы, побежала вниз! Он меня догнал…

– Какого она размера?

– Собака?

– Нет, твоя жопа!

– Чуть-чуть поменьше овчарки…или побольше… ну, как овчарка!

– Уши большие?

– Нет! Маленькие совсем! Он меня догнал, ударил по голове…

Юлька дальше слушать не стала. Вернувшись в кухню, она схватила за горлышко закатившуюся под стол пустую бутылку и шандарахнула ею о подоконник. Стекло разбрызгалось по всей кухне. До белых пальцев стиснув оскалившееся зубцами горлышко, Юлька поглядела в окно. Затем – на Матвея. Тот стоял бледный.

– Что ты стоишь, как мудак? Бежим!